Матвею было не до них: и так слишком много навалилось за сегодняшний день.
– Тебе-то что? – буркнул он, глядя исподлобья. – Моё дело.
– Да неужели? – скривился Кондрашка в щербатой ухмылке. Старый коричневый пиджак неказисто висел на нескладной фигуре, костяшки на руках – сбиты. Кондрат не отличался смирным нравом, любил подраться и не раз приходил на работу с расквашенным рылом.
– А товарищи как же? – подначивал он. – Выбери уж: к нашим аль к вашим. А может, ты – стукачок, а? Папаша за правое дело пострадал, а сынок с жандармами якшается?
Руки Матвея сами сжались в кулаки.
– Совсем попутал? – процедил он в гневе. – Ещё раз такое услышу…
– То чо? – усмехнулся Данила. – Застучишь? Побежишь полицаю жаловаться?
Матвей побледнел.
– Слушай ты… – он подошёл вплотную к парню и уставился ему прямо в глаза. – Да я никогда ни одного имени я не назвал. Ни одного! Слышишь? И не смей меня обвинять, сопля!
– Ты это… не дерзи, товарищ. Язык длинный? По ебалу захотел? – голос Данилы утратил насмешливый тон, в нём теперь сквозила агрессия, и Матвей понял: придётся драться. Он и так сегодня натерпелся унижений, а ещё от этих двух сносить издёвки – нет уж! Данила был ниже его, но в плечах шире, да и руки – накаченные, мускулистые: никак тренируется. Шансов против такого немного, но Матвей уже не думал об этом.
Кондрашка же мешкать не стал, подступил к Матвею, и тот шагнул назад и прижался спиной к шкафу. Скорее по инерции, нежели осознанно, Матвей с силой оттолкнул задиру. Кондрашка отшатнулся и чуть не упал, задев нескольких рабочих. Было тесно, люди стояли почти вплотную.
– Ах так… – воскликнул Кондрат и замахнулся. Матвей уклонился, кулак недруга треснулся о дверцу шкафчика.
– Сука! – взвыл задира.
Рабочие вокруг всполошились. Матвей хотел броситься на обидчика, но тут же ощутил, как в руки и плечи вцепились крепкие пальцы. Кондрашку тоже держали.
– Охренели, что ли, совсем, значит? – раздался пронзительный, недовольный голос Васьки Прыща. – На улице разбирайтесь! Нехай тут бардак разводить.
– Кондрашка, Матюха, – влез между дерущимися Баян. – А ну прекратить! – его грозный бас быстро остудил пыл обоих. Все знали: с Баяном лучше не связываться. Бугай этот, хоть и обладал характером незлобивым, в случае нужды мог хорошо огреть своей здоровой лапой. – Вы что это удумали, товарищи? Тут, значит, дела решаются сурьёзные, а вы морды квасите друг другу. Где сознательность ваша?
– Верно, – вступился Ефим. – А ты, Кондрашка, зачем напраслину возводишь? Не по-товарищески это.
– Да ты посмотри на него, – воскликнул Кондрат, кивая на Матвея, – истину говорю, что б мне на этом месте провалиться. Этот же мать родную продаст, на харе написано. Какая напраслина?
– Товарищи, товарищи, успокойтесь! – крикнул Жора. – Что там происходит? Не мешайте обсуждению. Валите отсюда, кто не участвует.
Матвей отмахнулся от державших его рук, поднял упавшую на пол кепку и, нахлобучив её на лоб, стал протискиваться к выходу, оставляя позади расшумевшихся коллег по цеху. Хотелось убежать прочь от этого вездесущего гама и косых взглядов, хотелось оказаться наедине с собой, чтобы успокоиться, привести нервы в порядок.
На улице стояла темень, дело двигалось к ночи. В тусклом свете фонарей бежали чёрные силуэты: рабочие спешили к проходной, желая поскорее покинуть плен огромных, бетонных коробок. Выйдя из цеха, Матвей тут же влился в поток.
– Домой? – спросил Ефим, который вышел следом и нагнал товарища. – Тоже пойду, пожалуй. Дома ждут: сегодня у младшей именины.
Щуплый, сутулый Ефим с небритым и словно помятым лицом, имел вечно несчастный вид. И не понятно было: то ли уродился таким, то ли жизненные тяготы наложили отпечаток. На заводе он работал давно, лет десять, повидал многое, в паре забастовок участвовал, за что один раз даже попал в тюрьму на пять суток. Матвей с ним познакомился в первый же день: Ефим провёл инструктаж и показал цех. С тех пор три года стояли за соседними станками. Матвей старался не сближаться с людьми, но с Ефимом, тем не менее, иногда перекидывался парой слов, да и немного рассказывал ему о своей жизни, и уж если не друзьями они стали, то по крайней мере, хорошими приятелями. Правда, сейчас Матвею было не до разговоров, а потому шли молча.
Со всей территории рабочие стекались к ядовито-синим сдвижным воротам, рядом с которыми примостился одноэтажный кирпичный дом – проходная. По правую сторону воздвиглось заводоуправление – высокое бежевое здание с колоннадой и декоративными арками на фасаде, сейчас в темноте оно казалось суровой чёрной глыбой. Свет горел лишь в паре окон, ведь служащие уже давно разошлись по домам. Напротив заводоуправления – фонтан, а сбоку, у самой ограды была стоянка, где дремали с десяток легковых автомобилей и грузовичок с приплюснутой мордой.