— Я подумаю, — чувственным голосом ответила Зоя. — Проводи меня в моё тайное узилище…
— Ох, ну и скажешь…
— Буду там томиться до следующей ночи…
День прошёл за потоком документов и телеграмм. Витте не смог быстро договориться о прекращении локаута, и я даже заподозрил премьера в потакании этой фронде — ведь он с французами был «в доле». К вечеру, поняв, что дело не движется, а более двадцати тысяч рабочих, выкинутых вместе с семьями на улицу, начинают закипать, отправил телеграмму Мама́.
В которой по-сыновьи жаловался ей, что французы совершают полное безумие, ибо, восстав против царской власти, сами толкают меня к союзу с германцами! А между тем я провёл в России изменения, близкие по духу к французскому устройству — по крайней мере, настолько близкие, насколько это было возможно.
Далее, примерно то же самое я сообщил французскому послу уже лично, вызвав его в Александрининский дворец, благо что дипломаты до сих обретались в Москве.
И, наконец, привлёк к решению вопроса Трепова, дав поручения жандармам проехаться по местам работы и домам владельцев и администрации и позадавать разные наводящие, а местами и душеспасительные вопросы…
На следующий день в Петербурге начались конструктивные переговоры между администрацией Общества Путиловских Заводов и внезапно созданным профсоюзом фабрично-заводских рабочих Петербурга.
И всё же июнь выдался жарким во всех смыслах: Россия ещё не бурлила, но уже побулькивала, а мне, кроме решения вопросов жизни и смерти, пришлось ещё скрывать некую связь… Понятно, что многие знали, но после некоторых настойчивых советов старались молчать. Практически сразу выяснилось, что конспирация не сильно-то и помогла — от Аликс стали приходить панические письма, более того, она выезжала обратно в Москву, чтобы участвовать в наших похоронах очередных убитых «родственников».
Пришлось мне переводить новый засекреченный отдел из Александрининского дворца в одно неприметное место и тщательно зачищать все иные следы.
Несколько дней траурных мероприятий прошли непросто, кроме Аликс, мне активно выедали мозг Мама́ и прочие родственники с иными приближёнными к «семье» аристократами. Но в целом перетерпел я это достаточно просто, ибо, во-первых, уже вжился «в местность» и на фоне всех событий не парился про разоблачение, а, во-вторых, все эти люди были мне чужими и не могли чувствительно залезть в душу грязными сапогами. Однако, чтобы решить вопрос окончательно, пришлось устроить небольшой «семейный скандал» и силой отправить Аликс в Петербург:
— Дорогая, к сожалению, ты пока не поняла, что на мне теперь огромный, неподъёмный долг перед державой. Я этого не ожидал и не хотел, но так случилось и теперь всё изменилось!
— Поэтому ты завёл себе девицу прямо во дворце?
— Это поклёп, сто раз уже говорил! Успокойся! Ты с дочерью едешь в Петербург, а мне придётся сделать небольшой вояж по России, поеду в Тулу, а затем в Нижний Новгород… Далее посмотрим, возможно, будет Новороссия.
— Тогда уж отправь нас в Ливадию и добирайся туда после деловых поездок.
— Возможно, мы так и поступим, но решим это позже, солнышко…
Жаркий июнь близился к концу, когда Аликс выехала в Петербург, а мой поезд отправился в Тулу, хотелось лично ознакомиться с тамошними заводами.
Комфортабельный императорский вагон-салон стучал на стыках, лёгкий ветерок врывался в открытые окна и хоть и немного, но разгонял летнюю жару. А я «наслаждался» ворохом мутных документов — работа царя оказалась сродни кропотливым научным изысканиям, помноженным на бухгалтерское дело. Витте снабдил меня в дорогу справками и выписками по финансовым, торговым и биржевым вопросам, вдобавок от Трепова я получил всякое-разное про подпольные революционные кружки и сейчас пытался свести к одному знаменателю обрывки своих знаний и «местную базу данных».
Дело шло, но до каких-либо вменяемых выводов было ещё далековато… Через пару часов закрыл все папки и встал из-за стола — захотелось сменить обстановку. Выбравшись в салон, немного погулял по вагону, а затем устроился на диване. После сухих отчётов хотелось живого общения и каких-то «великих дел».
— Владимир Дмитриевич, давеча вы рассказывали о своём прожекте по строительству плотины через Керченский пролив? — спросил я дежурного секретаря Менделеева-младшего.