— Государь, — снова активизировался внимательно слушавший доклад жандарма Игнатьев. — Нужен закон об антигосударственной подрывной деятельности, ведь по сути эти сектанты обслуживают австрийские интересы.
— Поддерживаю, а ещё я требую ввести негласный режим нетерпимости к таким деятелям в империи — выписывайте им волчьи билеты! Лишайте их дохода и признания в обществе!
— Остаётся вопрос подрывной деятельности австрийцев, — заметил Фрезе.
— Вот и займитесь, создайте в ОКЖ зарубежный отдел политической разведки, вербуйте агентуру, обеспечьте плотное наблюдение за деятелями во Львове. Сколько потребуется времени на решение организационных вопросов?
— До конца года справимся, ваше величество. Нужно будет подобрать людей, подходящих для этой деликатной работы.
— Вот и хорошо, действуйте!..
Завершив совещание, я с чувством полного удовлетворения отправился на прогулку — в голове метались мысли о положениях нового закона…
«Обязательно нужно будет определить в нём статус иноагента… И нещадно бить по кошелькам всей этой сволочи — когда они окажутся безработными нищими, то запоют совсем по-другому!.. Киев — русский город!»
Ещё одним результатом закончившегося совещания стало то, что я всерьёз задумался о статусе и будущем Отдельного Корпуса Жандармов. Сегодня эта структура занимала двойственное положение: вроде бы числилась при Военном министерстве, а при этом корпусом руководили министр внутренних дел и его товарищ, также ОКЖ комплектовал охранные отделения в МВД, но с последними я уже недавно разобрался и выстроил из них отдельный департамент — внутреннюю политическую полицию… Оставалось решить, что делать с остальными жандармами. Да и с Фрезе… Нынешний начальник Корпуса был хорошим офицером с отличным послужным списком, но вся его прошлая деятельность была мало связана со спецификой особых служб… За свою длинную карьеру он был горным инженером, боевым командиром, губернатором. А при Горемыкине был назначен на корпус и заведовал там строевой и инспекторской частью, да военно-полевыми судами…
Вот и появилась у меня мысль — сосредоточить ОКЖ на задачах военной юстиции, контрразведки и заграничных операциях, а внутренние политические дела оставить за Департаментом Зубатова.
В Киеве мы пробыли пять дней, и 13 сентября, после череды балов, встреч, делегаций, посещения Лавры и иных церквей, провозглашения нового закона о правительстве и очередного, устроенного мной, политического эпатажа со студентами, поезда моего конвоя выдвинулись в сторону Москвы — перед «возвращением» в Петербург, я намеревался ещё раз оказаться в старой столице.
Интерлюдия XVI
Париж, литературный салон на рю де Гренель
Муж Маргерит Стенель снова закутил с очередной пассией, но её это совершенно не беспокоило, как и мужа не волновал хоровод любовников молодой, не очень красивой, но свежей и «интересной» хозяйки салона… Куртизанка скучала на диване и рассеянно курила через длинный мундштук папиросу «La Ferme», несколько раз к ней подходили завсегдатаи, но она от них лишь небрежно отмахивалась и ждала…
Ждала своего очередного поклонника…
И наконец он пришёл. Бравый кавалерийский капитан Анри де Ларош, умелый любовник, игрок и весёлый кутила посетил салон своей ненаглядной Маргерит после полудня в компании незнакомого, но достойно выглядевшего молодого мужчины.
— Милая Марго, — торжественно начал подвыпивший Анри. — Позволь представить тебе моего друга, Александра Гирса. Это, вне всякого сомнения, весьма достойный и благородный господин.
— Мадемуазель… — Гирс склонился в поклоне… — Я очарован вашей… красотой. Я буквально погиб…
— Как это учтиво, сударь… Расскажите о себе, я сгораю от нетерпения.
— О… Я всего лишь меценат. Интересуюсь искусством, литературой…
— Весьма достойно…
— Зовите меня просто Александр, мадемуазель Марго.
— Какую же литературу вы любите, Александр?
— Более всего я предпочитаю читать о любви… Говорят, вы пишете рассказы?..
Через два с половиной часа рыжеволосая Мари потянулась из постели за папиросой, нисколько не стесняясь своей наготы.
— Ты прекрасна…
— Я знаю… И мне приятно, как ты оценил мою красоту. — Расхохоталась куртизанка, мазнув взглядом по пачке банкнот. — А во сколько меня оценил мгновенно исчезнувший из салона Анри?
— О, стоит ли тебе волноваться из-за пустяков… Я всего лишь погасил его карточный долг, и он, как благородный человек, воспылал ко мне братскими чувствами.