— Да что вы — солнце же! И вообще, похоже что Бабье лето! Иван Палыч… — учительница задорно сверкнула глазами. — А, знаете, что? А пойдемте, погуляем. Вон, по тропинке, к рощице. Смотрите, липы такие чудные, клены. Если, правда, у вас время есть…
— Да есть! Прогуляемся… Конечно же!
* * *
Усевшись прямо на ступеньки крыльца, сельский сердцеед Яким Гвоздиков проводил ушедших тяжелым ненавидящим взглядом.
— Ишь, курвища… С доктором пошла. А тот-то и рад! Сволочь… Ну, ничо, ничо…
— Яким! — вышел на крыльцо рядовой Терентьев. — Что так-то сидишь? Махорочки? Уж хороша, ядрена!
— Да пошел ты со своей махорочкой… пойду, продышусь.
* * *
Иван и Аннушка целовались за липами. Поначалу — робко, а потом все сильнее и сильнее.
Словно радуясь их счастью, сияло за деревьями солнышко…
А яростью сияли глаза прячущегося в кустах Якима.
— Ништо-о, ниш-то-о… — злобно шептал уязвленный парень. — Ишо погляди-им… погляди-им.
Где-то совсем рядом куковала кукушка. Закурлыкала в синем небе журавлиная стая. А вот — жужжа совершенно по-летнему — пролетел шмель.
— А я завтра после обеда в город… в книжную лавку…
— Я вас провожу!
— Ах, Иван Палыч… Может, на «ты» уже? Ну, когда не на людях…
* * *
Проводив Аннушку, Иван Палыч спустился с платформы и, насвистывая что-то веселое, зашагал по тропе в деревню. Здесь вот, через старую вырубку, можно было значительно срезать путь.
Сердце пело. В унисон ему пела душа. На губах еще стоял терпкий вкус поцелуя — по пути к станции имелось немало укромных мест.
Ах, Аннушка… Аня…
— Ну, здоров будь… дохтур!
Из-за старой осины вдруг выступила наперерез фигура в серой солдатской шинели.
— Гвоздиков? — неприятно удивился врач. — Я же вас на амбулаторное выписал!
— Я про другое… Чужих девок зачем уводить?
Парен гнусно ухмыльнулся. Сверкнул в руке нож.
Нож… Кирпич… Смерть!
Как тогда… когда его убили…
Артем дернулся… и, не думая, вышиб нож ногою. А потом ударил наглеца кулаком в лицо. Вмазал от души, не стесняясь.
Тот свалился наземь и что-то глухо заворчал.
Все же раненый. Доктор ощутил укол совести.
Ну, а как еще было сейчас поступить? Умирать второй раз было что-то не очень охота.
— Сам станешь? Дойдешь?
— Без тебя как-нибудь!
Встанет.
— Нож я заберу. Потом отдам… когда остынешь.
Подобрав нож, Иван Палыч быстро зашагал по тропинке.
Бросив ему в след полный бешеной ненависти взгляд, Яким поднялся на ноги. Немного подумал и, мстительно усмехнувшись, зашагал к станции. Там, выпив кружку кипяченой воды из стоявшего в дальнем углу зала жестяного бака, Гвоздиков подошел к дежурному.
— Мне б телеграмму отбить.
— Вон там, аппарат, — лениво указал тот. — Предупреждаю — у нас две копейки слово.
— Пойдет!
Парень зашарил по карманам шинели. На скуле его расплывался синяк.
— Тогда прямо телеграфисту заплатите.
«Имею важныя сведения тчк некто из липок», — такая вот вышла телеграмма. На двенадцать копеек мелочью.
— Что, так и писать — Некто? — возмутился было телеграфист. — Не положено!
— Ну, пиши — Иван. Там поймут.
— Где поймут?
— Где надо… — Яким приложил палец к разбитым губам.
— Ну, как знаете… Да, и адрес…
'Почтамт, до востребования…
…г-ну Гробовскому'
Глава 11
Артём шёл к кузнице Никодима, перепрыгивая лужи, которые после вчерашнего дождя превратили Зарное в сплошное болото. Саквояж бил по бедру, но настроение было приподнятым — впервые за все эти дни, что он тут, в этом богом забытом углу находился, он чувствовал, что может сделать что-то по-настоящему значимое.
Да и общение с Анной способствовало хорошему настроению.
Еще на подходе Артем увидел дым. Он вился над соломенной крышей, а звон молота разносился так, что заглушал лай Трезора. Неужели кузнец не успел изготовить аппарат? Ждать больше уже нельзя — Юре совсем плохо…
Артём прошел напрямки в кузницу, толкнул дверь и шагнул внутрь, щурясь от жара горна.
В полумраке, прорезанном искрами, Никодим бил молотом по раскалённому пруту. Его рубаха, мокрая от пота, липла к спине, а глаза, тёмные, как уголь, только мельком глянули на гостя.
— Никодим, здорово! — Артём кашлянул, перекрикивая звон. — Закончил?
Кузнец хмыкнул, не отрываясь от работы.
— Закончил, доктор. Вон, гляди.
Он кивнул на стол в углу.
Там лежал аппарат — странное сооружение из кожи, дерева и металла. Кузнечные меха переделаны и даже в некоторых местах перешиты, они соединялись с каким-то хитроумным клапаном. От небольшой колбы отходила трубка с иглой, тонкой и длинной. Несколько заклепок, до безобразия грубых. Шуруп…
Впрочем, если понять общий замысел, то не так все и плохо. Можно даже сказать — хорошо.
Артём шагнул ближе. Это было оно — конечно, не пневмоторакс XXI века, но для 1916 года — почти чудо.
Доктор нажал на меха — и воздух с сухим свистом вышел из кончика иглы. Подкрашенная вода при этом, находящаяся в тонкой мерной мензурке, поднялось на три деления.
— Это вы сейчас три кубических дециметра выдули, — деловито пояснил кузнец.
— Погрешность большая? — деликатно спросил Артем, понимая, что цифрам на мензурке, едва ли можно доверять — выглядело все очень кустарно.
— Погрешность? — нахмурился кузнец. — Вы думаете я совсем тут темнота? У меня, между прочим, и манометр мерный есть. Вот им и проверял. По его же показаниям и метки чертил. Так что все точно.
— Никодим, ты гений! — воскликнул Артём, разглядывая аппарат. — Это же… какая тонкая работа! А игла! Игла выше всякий похвал! Я знал, что ты сможешь!
Кузнец опустил молот, вытер пот со лба, буркнул:
— Ну скажешь тоже, доктор. Не гений, а работяга. Сказал — сделал. Только не сломай, металл дорогой нынче.
Но в его голосе, грубом, как наждачная бумага, мелькнула тень гордости. Он скрестил руки, глядя, как Артём осторожно трогает клапан. Чуть мягче спросил:
— Людям, говоришь, поможет?
— Поможет, Никодим, еще как поможет! Ребенку поможет.
Кузнец только хмыкнул, отворачиваясь к горну.
— Ну, коли так… Добро. Ладно, доктор, бери свою штуку и иди. Дел у меня по горло.
— Спасибо тебе!
Артём заметил, как уголки его губ дрогнули — кузнецу было лестно.
Доктор уже собрался взять аппарат, но остановился. От Юрки, для которого этот аппарат был предназначен, мысли перешли к другому подростку — сыну кузнеца.
— Никодим, — начал он осторожно, — а как там твой отпрыск? Всё в порядке? Я его, знаешь, ни разу не видел. Не выходит он что-то. Стесняется? Или, может, болеет? Я бы посмотрел, если нужно…
Молот кузнеца замер в воздухе. Лицо Никодима, только что смягчённое похвалой, вновь стало твёрдым, как наковальня. Глаза сузились, и он резко развернулся к Артёму.
— Васька мой? — прорычал кузнец. — Здоров он. И не твоего ума дело, доктор. Бери свою машину и иди. Некогда мне.
Артём опешил. Такой резкости он не ожидал. Никодим, обычно ворчливый, но добродушный, смотрел сейчас на него волком.
Доктор открыл рот, чтобы возразить, но кузнец шагнул к нему, указывая молотом на выход.
— Сказал — иди. Работы много.
Артём не стал вступать в споры — понял, что для кузнеца тема эта непростая. Ладно, выдастся еще случай узнает что там. Сейчас нужно готовиться к процедуре.
* * *
— Аглая. Вот тебе деньги, иди сходи в трактир и купи пару литров спирта. Нет, лучше уж сразу три… Только, будь добра — осторожно, помни про закон. Сильвестр обещал, однако…
Артем принес аппарат в больницу и теперь рассматривал его со всех сторон. Даже на помощницу не повернулся, не смея оторвать взгляда от чудо-машины.