* * *
Подходя к больнице, Артем еще издали заметил роскошное ландо Ростовцевой. Вчера едва удалось выпроводить — после случайной-то водки! А сегодня, вот, опять здесь… Впрочем, понятно — сын…
— Снова приехала, — выбежав на крыльцо, шепотом предупредила Аглая. — Правда, сегодня не ругалась — милостивая. У Юры сейчас.
— Хорошо, — доктор обстучал на крыльце прилипшую к сапогам грязь. — Ты иди девочек осмотри в школе… Ну, знаешь там, как…
— Ага!
— Заодно договорись с Анной Львовной, когда тебе к ней удобней ходить будет. Грамотности-то учиться надо когда-нибудь начинать!
— Ой, Иван Палыч… — девушка всплеснула в ладоши. — Неужто, грамоту осилю?
— Осилишь. Ничего там сложного нет.
Поднявшись по крыльцу, Иван Палыч заглянул в палаты, к Марьяне, к раненым. Осмотрел, поболтал, подбодрил — хороший доктор еще ведь и словом лечит.
К Юре заглянул в последнюю очередь:
— Здравствуйте! Ну, как тут у нас?
— Здравствуйте, доктор! Je suis contente… (Как же я рада)
В этот раз помещица держалась вполне миролюбиво и даже несколько сконфуженно — ясно, почему.
— Я вот тут Юрочке яблоки привезла.
— Прекрасно! Витамины ему сейчас нужны.
— И книжку…
— Жюль Верн! «Из пушки на луну»! — подскочил на кровати мальчишка. — Мировая книга! Вы, Иван Палыч, читали?
— В детстве когда-то…
— А я смотрела такую фильмУ! — уступив доктору табурет, Ростовцева неожиданно улыбнулась. — Французскую. Давно, до войны еще… Представляете — цветная! И так, знаете ли, тщательно раскрашена… каждый кадр! Это фильм Жоржа Мельса! Так подобраны цвета… Oh, c’est magnifique! (Ох, это великолепно!)
— Ты Юра, лежи, не дергайся… Надо, чтоб все зажило…
Усевшись на табуретку возле койки с больным, Артем полез в саквояж за стетоскопом.
Черт!
А про подрывную-то литературу забыл! Про этого самого чертова Чернова и прочих…
Любопытная, как и все женщины, Ростовцева, конечно же, скосила глаза.
Хорошо, революционные брошюры были завернуты в пожелтевшие листы, вырванные из старого номера журнала «Грамофонный миръ»… с портретом какой-то томной барышни…
— Oh mon Dieu! — углядев, ахнула Вера Николаевна. — Вы что же, господин доктор, интересуетесь Марией Эмской? Ах, je l’adore! (я ее обожаю) Особенно «Белую акацию»…
Артем несколько смутился — а ну как вместо «Белой акации» помещица углядела бы брошюру «Мировой социализм и война»? Пожалуй, за одно название присесть можно. Или — в Сибирь. Как Заварский…
— Ну-у… так…
— Ну, я пойду, пожалуй — дела! — обмахнувшись надушенным носовым платком, засобиралась Ростовцева. — Юрочка, я обязательно заеду завтра. Доктор — а когда его можно будет забрать?
— Ну-у… пусть еще недельку-то полежит, — Иван Палыч достал, наконец, стетоскоп. — Так сказать — под наблюдением. К тому же нужно хотя бы еще пару процедур провести.
— Как скажете… Да! Господин доктор! — уже собираясь уходить, помещица обернулась на пороге. — У меня есть одна давняя подруга… здесь, в городе… О, charmante femme очаровательная женщина! Так вот — она давно уже страдает мигренью. И ни один городской доктор… Иван Павлович! Может, вы ее посмотрите? Я понимаю, что это не дело земского врача, но… Она заплатит! Я… я могу ей сообщить?
— Что ж… — Артем развел руками. — Пусть приезжает — посмотрим. Но, лекарства будет покупать сама!
* * *
Спирт привезли на дрожках Субботина вместе с обедом для больных. Большие стеклянные бутыли здесь именовались «четверть»…
Вернулась с медосмотра и Аглая — довольная и счастливая: договорилась с учительницей об уроках.
Иван Палыч же, отдав необходимые распоряжения, засобирался в город: нужно было, взяв в Управе соответствующие бумаги и деньги, выкупить в аптеке наркоз — гедонал с морфином. Дело ответственное, секретное — никому, кроме самого себя, не поручишь.
Пришлось ехать, чего уж — запасы наркоза уже закончились. Да, впрочем, особо и не начинались.
Еще на перроне Иван Палыч неожиданно для себя заметил Гробовского! Агент охранки (или, точнее — сотрудник Отделения по охранению общественной безопасности и порядка) скромно сидел на скамейке в зале ожидания, прикрывшись вчерашним номером «Биржевых ведомостей».
Пришлось дожидаться поезда на платформе… хорошо — недолго. Подходя, засвистел, выпуская пар, паровоз, замедляясь, потянулись вагоны.
Где же Гробовский?
Уже успел сесть?
И вообще — почему, зачем он приезжал? Кто-то донес о недавнем собрании социалистов-революционеров? Тогда почему шпик не…
Они все же встретились… Правда, лишь только взглядами. В вагоне второго класса. Слава Богу, Гробовский лишь приподнял шляпу и улыбнулся. Мерзко так улыбнулся, с подковыркой, с ехидцей. Или, это просто так показалось доктору?
В городе все сладилось удачно и быстро. Уложив в саквояж жестяные коробки с веществами, Иван Палыч поймал извозчика и покатил на вокзал. На этот раз знал уже, сколько платить… правда, торговаться не умел, поэтому дал двадцать копеек.
Ехал, дивился про себя — увидал в аптеке небольшую коробочку, как из-под монпансье — с героиновым леденцами. Так и было написано — «героинъ» — «от кашля»!
Чудны дела твои, Господи!
Монпансье доктор, кстати, тоже купил — в подарок Аннушке. Та любила. Правда, обычные, без сюрприза.
* * *
— Субботин тут терся! — по возвращению огорошила Аглая. — Не, не старшой. Ариха — молодший. Раненых наших табаком угощал — с чего-й такой добрый?
Артем нервно поежился — этого еще не хватало!
— Ладно, разберемся… А ты в школу иди. А то стемнеет скоро. Потом можешь сразу домой — сегодня я подежурю.
Отпустив санитарку, доктор заглянул к раненым:
— Покуриваем?
Те смущенно опустили глаза.
— Ну, Иван Палыч…
— Ладно, ладно, немножко можно… Но, только, Сергей Сергеич, не вам! С вашими-то легкими… Да, парень тут, говорят, крутился… такой, лет двадцати, длинноносый. Волосы светлые, прилизанные, щетина рыжая, а на шее — крест. Дорогой такой, вычурный…
— Да, был такой. С крестом!
— И чего хотел?
— Да он с молодыми больше… — отмахнулся ефрейтор.
— Про войну спрашивал, чего ж еще-то? — ухмыльнулся Бибиков. — Поня-атно! Коли война не кончится, так через годик-другой и его загребут — сомневаться не надобно!
— Да нет, Вань, про войну-то он не особо и слушал, — вдруг возразил Ипатьев. — Все больше по больницу расспрашивал, про доктора. Видать, нездешний… Зубом, говорит, мается… Дак спросил, можно ли выдрать и есть ли какой наркоз? Очень уж боли боится.
— Так-так, — насторожился доктор. — Наркоз, говорите… А в смотровую он не заходил случайно? Хотя… там же Аглая была…
— Аглая Юрика кормила — обед ему принесла… — припомнил Кондрат. — А парнягу-то как раз из смотровой и вышел. Ищу, говорит, доктора… Ну, даже уж во дворе разговорились. Махрой угощал.
— Значит, все ж заходил…
Артем живо прошел в смотровую. Шкаф и замок целы! Да все, вроде бы… Чу! Откуда под подоконником грязь? Девчонки-то моют тщательно.
Наклонившись, доктор растер грязь между пальцами… Свежая!
Глянул в окно. И тут же заметил вытащенный шпингалет. Не до конца, но так, что с улицы незаметно открыть можно.
Та-ак… Что ж, Аристотель Субботин… Решил все же пошарить! Или, скорее, батька послал. Не удалось в наглую, решил по-тихому… Ну-ну… Это мы еще поглядим!
Хмыкнув, Иван Палыч вернулся к раненым:
— Ну, что, парни? В караулы на фронтах хаживали?
— Обижаете, доктор! Как же без караулов-то?
На крыльце вдруг послышались шаги — в палату заглянула Аглая.
— Иван Палыч…
— Ты что? Забыла чего?
— Я… мне сказать… с глазу на глаз.
Оба прошли в смотровую.
— Анна Львовна… — оглянувшись на дверь, тихо молвила девушка. — Прямо сама не своя вся! А что случилось — не говорит. Вот я и решила… Вы же с ней общаетесь.