— Какая еще беда?
Санитарка шагнула ближе, её голос стал тише, почти умоляющим.
— Иван Палыч, — сказала она, глядя в землю, — пообещайте мне кое-что. Послушаете меня и сделаете, как я скажу. Очень вас прошу. Пообещайте.
Парень нахмурился.
— Что стряслось, Аглая? Говори, не томи. С матерью беда? Или урядник опять пугал?
Аглая покачала головой. Потом, набрав воздуха, заговорила, тихо и быстро.
— Не урядник, Иван Палыч, — сказала она. — Гробовский. Он сейчас у Анны Львовны, в школе. Говорят, показания берёт, под протокол. Слышала от Фроськи, что за водой бегала. Он с двумя городовыми пришёл, бумагу какую-то ей суёт. А вы… вы ж с ней… все знают. Если пойдёте туда, он и вас схватит!
— Что⁈ — вскрикнул доктор.
А Гробовский времени зря не теряет. Уже и бумаги готовит, и показания берет.
— Иван Палыч, не ходите! — взмолилась Аглая, перекрыв собой дверь. — Гробовский только и ждёт! Он вас с Анной заодно повяжет, скажет, эсеры, мол! А больница? А люди? А мы все? Без вас пропадём! Пообещали же, что послушаете!
— Аглая, — сказал он, — да ты что⁈ Я не могу её бросить! Если Гробовский протокол составляет, то ничего хорошего не жди. Надо узнать, что он хочет, что вменяет, какие статьи.
— Не пойдёте, Иван Палыч! — сказала она. — Он вас в кандалы, и под суд! Пожалейте больницу, меня, раненых! Анна Львовна выкрутится, она умная, она учительница. А вы… вас он не отпустит!
— Аглая, да ты что, в самом деле! Ничего у него нет на меня, чтобы какие-то обвинения выдвигать. А Анне Львовне нужна помощь…
И это в самом деле было так. Если Гробовский схватит Анну, то еще неизвестно какими методами он выбьет из нее показания. А он выбьет. Покушение на целого генерал-губернатора это тебе не шутки. Тут нужно быстро найти крайних и отчитаться начальству наверх о проделанной работе. Так что щепки будут лететь. Вопрос: сможет ли выдержать Анна давление? Девушка может сломаться, назвать имена. Причем те, которые Гробовских захочет услышать. Доктор не осудил бы Анну за такое, потому что знал, что у каждого есть свой предел, перейдя который человек просто ломается.
«Поэтому нельзя сейчас допустить этого».
Он рванул на улицу.
* * *
Тропинка вилась меж домов. Молодой человек шёл быстро, не замечая холода. На мотоцикле ехать не рискнул — слишком был возбужден и зол и боялся где-нибудь перевернуться.
Впереди замаячила темным силуэтом школа с единственным горящим окном. Этот одинокий свет не понравился доктору. Нехорошее там сейчас делалось.
Скорее! Пока Гробовский не опередил его.
Но, кажется, было уже поздно…
Дверь школы скрипнула, и на крыльцо вышел Гробовский собственной персоной. Рядом с ним — двое жандармов. С ними под ручки кто-то еще, в тени плохо различимый.
Гробовский, увидев доктора, улыбнулся — холодно, как волк, почуявший добычу. Колючий взгляд стал вдруг масляным, довольным. Трость стукнула по доскам, и Гробовский торжественно шагнул вперёд.
— Петров, — сказал он, улыбка стала шире. — Гляжу, бежали? Опоздали, доктор.
— Что ты… — прошипел сквозь зубы тот.
— Иван Павлович! — простонал вдруг знакомый голос.
Доктор пригляделся и увидел рядом с жандармами Анну Львовну.
— Анна…
— Иван Павлович, я ничего…
— Заткнись! — грубо оборвал ее Гробовский. И вновь повернулся к доктору. — Анна Львовна арестована. Показания дала, под протокол. Эсеровская ячейка, собрания, книжицы — всё выплыло. А ты, видать, за ней? Поздно, голубчик. Слишком поздно.
Кровь ударила в виски. Иван Павлович шагнул к Гробовскому, его голос стал хриплым от гнева, почти рычащим.
— Что за протокол? Без ордера? Опять по твоей «совести», Гробовский?
— Ты не груби, Петров. Не со своими пациентами разговариваешь! — ледяным тоном отрезал тот. — У меня все по букве закона. И ордер есть, и прочие бумаги. Я без дела не сижу. Все как следует оформил, знал, что ты начнешь давить на это.
— Ах ты!..
— Не кипятись, Петров, — остановил его жестом Гробовский. — Мирская сама заговорила — студенты, Заварский, её сборища. Ты, поди, тоже там бывал? Не отпирайся, знаю. Скоро и за тобой придём. Тюрьма, доктор, близко. Суши сухари!
С этими словами он махнул жандармам — те повели арестованную в бричку.
— Докажи, — рявкнул Иван Павлович. — Где улики? Книги? Письма? Или опять Субботин напел? Показания выбиты принудительно и ничего не стоят!
Гробовский лишь хмыкнул. И не оборачиваясь, бросил через плечо:
— Не глупи. Иди лучше в больницу, лечи своих немощных и убогих. Пока еще можешь.
Глава 20
Идти на «квартиру» не хотелось. Хотя дежурить нынче была очередь Аглаи, Артем остался в больничке:
— Ступай, Аглаюшка, домой… отдыхай. Я подежурю… мне… мне надо! Все равно не засну.
— Ой, Иван Палыч… Да не корите вы себя так! — выйдя из-за стола, девушка сняла косынку и, взяв плотный платок, подошла к зеркалу. Глянула на себя, на веснушки, на широкое доброе лицо… Обернулась:
— Иван Палыч… вот я — девушка простая?
— Ну, наверное, да-а… — снимая пальто, удивленно протянул доктор. — А почему ты спрашиваешь?
— А с чего видать, что простая?
Санитарка проигнорировала вопрос, впрочем, и на свой сама же и ответила:
— Да со всего и видать! И — как говорю, и как веду себя, и одежка, опять же… А Анна Львовна? Да за версту видать — антилегенцыя! Не из простых.
— Ты к чему это, Аглая? — насторожился Артем.
— А к тому, Иван Палыч, не берите в обиду… Это с нами, с простым-то народом, можно, как хошь! — повернувшись, Аглая подбоченилась и облизала губы. — Хошь — в тюрьму, хошь — бей, издевляйся… А вот с Анной Львовной — я смекаю, не так. Антилигенцыя! Кто знает, что у нее за родня? Да кто друзья-подруги? Може, окромя тех сицилистов, еще и знатные есть? А вдруг, да вступятся? И что, Гробовский будет вот так запросто учительницу обижать? Он что ж, совсем дурень?
— Дурень-то не дурень… Но, ведь приказ! — усевшись за стол, доктор вытянул ноги. — Да и дело такое… отличиться можно. Вот он и… Хотя… А ведь в чем-то ты, Аглая, права! Анна-то не из простых… Не из деревенских… Ах, Аглаюшка! Ну, до чего ж ты умная!
Вскочив на ноги, Артем вдруг схватил девчонку в охапку и закружил, напевая что-то веселое… Нет, на «Параноид»… Скорей, из «Рамштайна» что-то…
Потом устыдился, поставил санитарку на пол. Та вдруг расхохоталась:
— Ой, Иван Палыч! Скажете тоже — умная… Даже читать да писать еще толком не научилась…
— Ничего, научишься! Вот, Анна Львовна вернется…
После вечернего обхода, доктор уселся за стол, открыл толстую амбарную книгу — журнал, обмакнул в чернильницу перо… Фронтовики потихоньку шли на поправку, а вот что касаемо недавно поступивших — так тут сделали, что смогли. Операции проведены, лечение назначено. Тут теперь — время. Пахомыч, староста, под наблюдением будет, а Чарушина на днях увезут в город, уже можно.
Ах, Заварский, Заварский, вот же ты черт! И точно такой же черт — Гробовский. Только с другим знаком. Лучше даже сказать — дьявол! Энергичный, беспринципный, наглый… И — умный, уж этого тоже не отнять. Умный… На этом и сыграть! Да-да, именно.
Приняв утренних пациентов, Иван Палыч оставил посетителей на попечение Аглаи и, заведя мотоциклет, резво покатил в город. Про новый «выезд» доктора в селе еще знали не все, а потому, завидев рычащий «мотор», прохожие раскрывали от удивления рты и ругались. Бабули же, крестясь, плевали в след — экая дьявольская колесница! Вот ведь, удумают же — все для погибели рода человеческого.
В город все равно было нужно — заехать на склады Нобеля, составить договор на бензин и смазочные масла, отвезти его в управу, Ольге Яковлевне…
У нее же доктор, как бы невзначай, спросил про тюрьму… Не про обычную, а в которой держат «политических»…
— Так в той же и держат, — оторвавшись от «Ундервуда», секретарша чиркнула спичкой. — У нас тут одна тюрьма — другой нету. А вы к чему спрашиваете, Иван Павлович?