Выбрать главу
Вы поберегите-ка князя Владимира И со той с Опраксой Королевичной». Говорит Самсон Самойлович да таковы слова: «Ай же крестничек ты мой любимый, Старый казак да Илья Муромец! Ай не будем мы да и коней седлать, И не будем мы садиться на добрых коней, Не поедем мы во славно во чисто поле, Да не будем мы стоять за веру, за отечество, Да не будем мы стоять за стольный Киев-град, Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви, Да не будем мы беречь князя Владимира Да еще с Опраксой Королевичной. У него есть много да князей, бояр, Кормит их и поит да жалует, Ничего нам нет от князя от Владимира». Говорит-то старый казак Илья Муромец: «Ай же ты мой крёстный батюшка, Ай Самсон да ты Самойлович! Это дело у нас будет нехорошее. Вы седлайте-тко добрых коней И садитесь-ко вы на добрых коней, Поезжайте-тко в чисто поле под Киев-град, И постойте вы за веру, за отечество, И постойте вы за славный стольный Киев-град, И постойте вы за церкви да за Божие, Вы поберегите-тко князя Владимира И со той с Опраксой Королевичной». Говорит ему Самсон Самойлович: «Ай же крестничек ты мой любимый, Старый казак да Илья Муромец! Ай не будем мы да и коней седлать, И не будем мы садиться на добрых коней, Не поедем во славно во чисто поле, Да не будем мы стоять за веру, за отечество, Да не будем мы стоять за стольный Киев-град, Да не будем мы стоять за матушки Божьи церкви, Да не будем мы беречь князя Владимира Да еще с Опраксой Королевичной. У него есть много да князей, бояр, Кормит их и поит да жалует, Ничего нам нет от князя от Владимира». Ай тут старый казак да Илья Муромец Он как видит, что дело ему не по́люби, Выходит-то Илья да со бела шатра, Приходил к добру коню да богатырскому, Брал его за поводья шелковые, Отводил от полотна от белого. А от той пшены от белояровой, Да садился Илья на добра коня. Он поехал по раздольицу чисту полю И подъехал ко войскам ко татарскиим. Не ясен сокол напущает на гусей, на лебедей Да на малых перелётных на серых утушек, Напущает-то богатырь святорусский А на ту ли на силу на татарскую. Он спустил коня да богатырского Да поехал ли по той по силушке татарскоей. Стал он силушку конём топтать, Стал конём топтать, копьём колоть, Стал он бить ту силушку великую, А он силу бьёт, будто траву косит. Его добрый конь да богатырский Испровещился языком человеческим: «Ай же славный богатырь святорусский, Хоть ты наступил на силу на великую, Не побить тебе той силушки великий: Нагнано у собаки царя Калина, Нагнано той силы много-множество, И у него есть сильные богатыри, Поленицы есть да удалые; У него, собаки царя Калина, Сделаны-то трои ведь подкопы да глубокие Да во славном во раздольице чистом поле. Когда будешь ездить по тому раздольицу чисту полю, Будешь бить ты силу ту великую, Как просядем мы в подкопы во глубокие, Так из первыих подкопов я повыскочу На тебя оттуль-то я повыздыну; Как просядем мы в подкопы-то во другие, И оттуль-то я повыскочу И тебя оттуль-то я повыздыну; Еще в третьи во подкопы во глубокие, А ведь тут-то я повыскочу, Да оттуль тебя-то не повыздыну, Ты останешься в подкопах во глубокиих». Еще старому казаку Илье Муромцу, Ему дело-то ведь не слюбилося, И берет он плетку шелкову в белы руки, А он бьёт коня да по крутым рёбрам, Говорил он коню таковы слова: «Ай же ты, собачище изменное, Я тебя кормлю, пою да и улаживаю, А ты хочешь меня оставить во чистом поле, Да во тех подкопах во глубокиих!» И поехал Илья по раздольицу чисту полю Во ту во силушку великую, Стал конем топтать да и копьем колоть. А он бьёт-то силу, как траву косит; У Ильи-то сила не уменьшится. И просел он во подкопы во глубокие, Его добрый конь оттуль повыскочил, Он повыскочил, Илью оттуль повыздынул. И спустил он коня да богатырского По тому раздольицу чисту полю Во ту во силушку великую, Стал конём топтать да копьём колоть. И он бьет-то силу, как траву косит; У Ильи-то сила меньше ведь не ставится, На добром коне сидит Илья не старится. И просел он с конем да богатырскиим, И попал он во подкопы-то во другие; Его добрый конь оттуль повыскочил Да Илью оттуль повыздынул. И спустил он коня да богатырского По тому раздольицу чисту полю Во ту во силушку великую, Стал конём топтать да и копьём колоть. Он бьёт-то силу, как траву косит; У Ильи-то сила меньше ведь не ставится, На добром коне сидит Илья не старится. И попал он во подкопы-то во третие, Он просел с конем в подкопы те глубокие; Его добрый конь да богатырский Ещё с третьих подкопов он повыскочил, Да оттуль Илью он не повыздынул, Сголзанул Илья да со добра коня, И остался он в подкопе во глубокоем. Да пришли татара-то поганые Да хотели захватить они добра коня; Его конь-то богатырский Не сдался им во белы руки, Убежал-то добрый конь да во чисто поле. Тут пришли татары да поганые, Нападали на старого казака Илью Муромца, И сковали ему ножки резвые, И связали ему ручки белые. Говорили-то татары таковы слова: «Отрубить ему да буйную головушку». Говорят ины татара таковы слова: «Ай не надо рубить ему буйной головы, Мы сведем Илью к собаке царю Калину, Что он хочет, то над ним да сделает». Повели Илью да по чисту полю А ко тем палаткам полотняныим. Приводили ко палатке полотняноей, Привели его к собаке царю Калину, Становили супротив собаки царя Калина. Говорили татары таковы слова: «Ай же ты собака да наш Калин-царь! Захватили мы да старого казака Илью Муромца Да во тех-то подкопах во глубокиих И привели к тебе, к собаке царю Калину; Что ты знаешь, то над ним и делаешь». Тут собака Калин-царь говорил Илье да таковы слова: «Ай ты старый казак да Илья Муромец, Молодой щенок да напустил на силу великую, Тебе где-то одному побить мою силу великую! Вы раскуйте-ка Илье да ножки резвые, Развяжите-ка Илье да ручки белые». И расковали ему ножки резвые, Развязали ему ручки белые. Говорил собака Калин-царь да таковы слова: «Ай же старый казак да Илья Муромец! Да садись-ко ты со мной за единый стол, Ешь-ко ествушку мою сахарную, Да и пей-ко мои питьица медвяные, И одежь-ко ты мою одёжу драгоценную, И держи-тко мою золоту казну, Золоту казну держи по надобью, Не служи-тко ты князю Владимиру, Да служи-тко ты собаке царю Калину». Говорил Илья да таковы слова: «А не сяду я с тобой да за единый стол, Не буду есть твоих ествушек сахарныих, Не буду пить твоих питьецев медвяныих, Не буду носить твои одёжи драгоценные, Не буду держать твоей бессчетной золотой казны, Не буду служить тебе, собаке царю Калину, Еще буду служить я за веру, за отечество, Буду стоять за стольный Киев-град, Буду стоять за церкви за Господние, Буду стоять за князя за Владимира И со той Опраксой Королевичной». Тут старый казак да Илья Муромец Он выходит со палатки полотняноей Да ушел в раздольице в чисто поле. Да теснить стали его татары-ты поганые, Хотят обневолить они старого казака Илью Муромца. А у старого казака Ильи Муромца При себе да не случилось доспехов крепкиих, Нечем-то ему с татарами да попротивиться. Старый казак да Илья Муромец Видит он — дело немалое: Да схватил татарина он за ноги, Так и стал татарином помахивать, Стал он бить татар татарином, И от него татары стали бегати, И прошёл он сквозь всю силушку татарскую. Вышел он в раздольице чисто поле, Да он бросил-то татарина да в сторону. То идет он по раздольицу чисту полю, При себе-то нет коня да богатырского, При себе-то нет доспехов крепкиих. Засвистал в свисток Илья он богатырский, Услыхал его добрый конь да во чистом поле. Прибежал он к старому казаку Илье Муромцу. Еще старый казак да Илья Муромец Как садился он да на добра коня И поехал по раздольицу чисту полю, Выскочил он да на гору да высокую, Посмотрел-то под восточную он сторону. А под той ли под восточной под сторонушкой, А у тех ли у шатров у белыих Стоят добры кони богатырские. А тут старый казак да Илья Муромец Опустился он да со добра коня, Брал свой тугой лук разрывчатый в белы ручки, Натянул тетивочку шелковеньку, Наложил он стрелочку калёную И спущал ту стрелочку во бел шатёр. Говорил Илья да таковы слова: «А лети-тко, стрелочка, во бел шатёр, Да сыми-тко крышку со бела шатра, Да пади-тко, стрелка, на белы груди К моему ко батюшке ко крёстному, И проголзни-тко по груди ты по белый, Сделай-ко ты сцапину да маленьку, Маленькую сцапинку да невеликую. Он и спит там, прохлаждается, А мне здесь-то одному да мало можется». Он спустил тетивочку шелковую, Да спустил он эту стрелочку калёную, Да просвистнула та стрелочка калёная Да во тот во славный во бел шатер, Она сняла крышку со бела шатра, Пала она, стрелка, на белы груди Ко тому ли-то Самсону ко Самойловичу, По белой груди стрелочка проголзнула, Сделала она да сцапинку-то маленьку. Тут славный богатырь да святорусский, Ай Самсон-то ведь Самойлович, Пробудился-то Самсон от крепка сна, Пораскинул свои очи ясные: Да как снята крыша со бела шатра, Пролетела стрелка по белой груди, Она сцапиночку сделала да на белой груди. Он скорошенько стал на резвы ноги, Говорил Самсон да таковы слова: «Ай же славные мои богатыри, вы святорусские, Вы скорёшенько седлайте-ко добрых коней! Да садитесь-ко вы на добрых коней! Мне от крестничка да от любимого Прилетели-то подарочки да нелюбимые: Долетела стрелочка калёная Через мой-то славный бел шатёр, Она крышу сняла да со бела шатра, Да проголзнула-то стрелка по белой груди, Она сцапинку-то дала по белой груди, Только малу сцапинку-то дала невеликую. Погодился мне, Самсону, крест на вороте, Крест на вороте шести пудов. Если б не был крест да на моей груди, Оторвала бы мне буйну голову». Тут богатыри все святорусские Скоро ведь седлали да добрых коней, И садились молодцы да на добрых коней, И поехали раздольицем чистым полем Ко тем силам ко татарскиим. А со той горы да со высокий Усмотрел ли старый казак да Илья Муромец, А то едут ведь богатыри чистым полем, А то едут ведь да на добрых конях. И спустился он с горы высокий И подъехал он к богатырям ко святорусскиим: Их двенадцать-то богатырей, Илья тринадцатый. И приехали они ко силушке татарскоей, Припустили коней богатырскиих, Стали бить-то силушку татарскую, Притоптали тут всю силушку великую И приехали к палатке полотняноей. Сидит собака Калин-царь в палатке полотняноей. Говорят богатыри да святорусские: «А срубить-то буйную головушку А тому собаке царю Калину». Говорил старый казак да Илья Муромец: «А почто рубить ему да буйну голову? Мы свезем его во стольный Киев-град Да ко славному ко князю ко Владимиру». Привезли его, собаку царя Калина А во тот во славный Киев-град. Привели его в палату белокаменну Да ко славному ко князю ко Владимиру. Тут Владимир-князь да стольнокиевский Садил собаку за столики дубовые, Кормил его ествушкой сахарною Да поил-то питьицем медвяныим. Говорил ему собака Калин-царь да таковы слова: «Ай же ты Владимир-князь да стольнокиевский, Не руби-тко мне да буйной головы! Мы напишем промеж собой записи великие: Буду тебе платить дани век и по веку, А тебе-то князю я Владимиру!» А тут той старинке и славу поют, А по тыих мест старинка и покончилась.