— Родные вы мои, вы все здесь! Все вместе! Здесь, у Адины! Дорогие… — и растроганный Джеорджикэ улыбнулся, не в силах больше вымолвить ни слова.
Адина вскрикнула и бросилась к нему с распростертыми объятиями. В ее голове молниеносно пронеслись мысли о новых преимуществах и неприятностях: она то радовалась, что наконец у нее будет защитник, то огорчалась, думая, что предстоят крупные расходы. Новее заслонила одна-единственная мысль: «Я должна быть первой!»
— Джеорджикэ! Джеорджикэ! Как же это?.. А я-то с ног сбилась, хлопоча за тебя! Совсем замучилась! Чего я только не делала!..
— Амнистия! — прошептал Джеорджикэ, обнимая ее.
Ирина и Санду побледнели. Поддерживаемая Санду, Ирина рыдала, то и дело повторяя: «Папа! Папа!..» В душе у нее разверзлась зияющая пропасть; ей чудилось, что она видит перед собой груды безвозвратно потерянных вещей, и в то же время она была глубоко растрогана: вернулся папа!
Санду казалось, что все в нем окаменело.
Петре стоял в стороне, стараясь придать лицу радостное выражение. «Уплыла, к черту, земля! Ничего не попишешь! Вот как все повернула эта треклятая жизнь! Подумать только, такой ворюга попал под амнистию! А этот болван Санду говорил, что и речи быть не может!» — лихорадочно думал он. Потом он медленно вышел на середину комнаты и широко раскрыл объятия.
— Наш дорогой Джеорджикэ!
Да, ничего не скажешь, родная кровь — это не водица!
Перевод с румынского А. Садецкого.
ЭУСЕБИУ КАМИЛАР
ГОСПОДИН ВАКУУМ-ОЙЛ[17]
Когда-то, много лет назад, мне пришлось побывать в холмистых краях Праховы.
Жалкие пашни раскинулись по крутым оврагам и холмам, гранича с деревушками, лачуги которых были крыты тростником и соломой.
Местным крестьянам жилось тяжело, очень тяжело: почва была каменистая, и они выворачивали и разгребали камни деревянным плугом. Росла здесь тощая кукуруза, худосочный ячмень. Иногда лопатами выгребали куски торфа. Крестьяне сердито отбрасывали его прочь, не понимая, что находили на своих пашнях одно из ценнейших богатств — нефть.
Вот к этому-то богатству и устремили свои взгляды иностранные банкиры. Крестьяне пожимали плечами, не подозревая, что они, словно герои старинных сказок, терпят голод и холод возле бесценного клада. Прибывшие сюда посланцы иностранного капитала принялись скупать землю, и вначале крестьяне были очень довольны предложенной им ценой. Но это было только до тех пор, пока они не поняли, что выпустили из своих рук громадное богатство. Они слишком поздно осознали, что своей собственной рукой подписали окончательную продажу «периметра». Вот как это происходило.
Начальник жандармского участка, пришедший вместе со старостой и сельским писарем, распахнул калитку, направляясь к лачуге. Хозяйка, мазавшая завалинку, испуганно поднялась с колен.
— Что прикажете? — спросила она, торопливо заправляя под рваный платок пряди волос и испуганно улыбаясь. — Может быть, господин жандарм пришел за курами?.. У меня нет кур.
— Перестань болтать! — прервал ее жандарм. — Подавай периметр, да поживее!
— Помилуй меня боже! О чем это вы?
— Счастье тебе привалило, женщина, — перебил ее староста. — Ну? Значит, даешь периметр по-хорошему или нет?
— Теперь еще и ты, господин староста… Что тебе от меня надо, от бедной вдовы? Уж давно никто не говорил мне таких срамных слов, — добавила она и принялась было снова мазать завалинку.
Жандарм схватил ее за плечо.
— Слушай, ты! Хочешь не хочешь, а давай периметр!..
— Это что же?.. Силком?.. Вижу, ты не шутишь!.. Соседей позову!..
— Каких соседей, корова? Все соседки уж дали его.
— Дай им бог здоровья, если у них нет стыда.
— Как вижу, ты не знаешь, что такое периметр. Периметр — это… Ну как сказать… периметр. Подпишешь бумагу, получишь деньги, и готово дело. Поняла теперь, что такое периметр?
— Деньги? За что деньги?..