— Ну, — сказал сосед, — денежки потратишь, а что будешь тогда делать?
— Заживу на славу.
Сосед посмотрел на нее с жалостью.
— Видать, кума, тебе невдомек, что это за штука «периметр». Ведь ты продала с закрытыми глазами свой двор и сад!
— Как так?..
— Так, Иона! Тот господин из Америки, Вакуум-Ойл проведал, что у нас в деревне есть нефть. Вот он и послал людей скупить нашу землю… Ну что ты так побелела? Беги живей в примэрию да проси, чтобы взяли у тебя деньги обратно.
Женщина затопталась на месте, схватилась за плетень.
— Проклятые!.. Да будь он проклят, этот Вакуум-Ойл! — рыдала она, глядя куда-то вдаль остекленевшими глазами. — До короля дойду, коли у меня не возьмут деньги обратно!
Немного спустя жандарм говорил ей:
— Не теряй времени, иди сама потолкуй с Вакуум-Ойл. Завтра утром сюда уже придут бурильщики и начнут бурить землю. Кто виноват, что у тебя под домом завелась нефть? Убирайся!..
— За что вы меня погубили, господин начальник?.. Скажите, разве нельзя стереть с бумаги пятно от пальца?
— Никак нельзя, тетушка! Это — дело святое! Господин Вакуум-Ойл не играет в торговлю. Если храбрости у тебя хватит, — езжай поищи его. Он как раз только что приехал в Бухарест. Езжай к нему!
Об этом случае мне рассказали много лет назад, когда я ехал в поезде по чудесной долине Праховы. Рассказчик лично знал эту женщину.
— А дальше? — спросил я нетерпеливо.
— Вот так-то она и искала Вакуум-Ойла. Вышку-то поставили как раз на том месте, где стояла ее лачуга. Деньги она израсходовала на поезд до Бухареста. Все хотела дойти до самого короля; не было такого швейцара во Дворце Юстиции, к которому она не обратилась бы с вопросом: «Не знаете ли, где проживает господин Вакуум-Ойл?..» Прохожие пожимали плечами.
Перевод с румынского Е. Покрамович.
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ «ГРЭТАРАДЖИ́У»
Горожане проснулись, разбуженные необычайно яркой и шумной иллюминацией, устроенной боярами. У ворот и частоколов рычали собаки. Первой проехала карета, принадлежавшая боярину, владельцу многочисленных рабов-цыган. Вот они, высокие и сильные, несут на плечах грэта́ры[18], издающие запах дегтя и горелых тряпок. Пламя факелов шипит, отбрасывает тени лошадей и карет на стены и поломанные заборы. Впереди идут четверо факельщиков. Восемь других шагают по обеим сторонам коляски. И еще четверо плетутся позади, эти едва держатся на ногах, — так тяжелы грэтары, которые они несут.
Когда порывы ночного ветра усиливаются, пламя трещит, и его языки временами лижут головы и спины рабов, тогда к запаху дегтя и жженой тряпки примешивается легкий запах паленого волоса.
Прежде чем ступить на влажные доски настила, рабы нащупывают их босыми ногами. Некоторые теряют равновесие, тогда грэтары, соскользнув с плеч, отлетают далеко, к заборам. Факельщики спешат их подхватить, прежде чем заметит боярин и огреет чубуком по плечам.
Не успели собаки успокоиться, как уж снова рвутся и лают у ворот; и снова люди испуганно вскакивают с постелей. На этот раз процессия факельщиков выглядит несколько иначе. Перед длинной каретой едут двое всадников; факелы, которые они держат, распространяют запах смолы и горелой пеньки. Внимательно разглядывая деревянный настил, факельщики едут медленно, боясь, как бы лошади не поскользнулись и карета не опрокинулась на ухабе. Остальные всадники факелами освещают дорогу сзади и по сторонам.
В конце слободки, около большого дома, окруженного широким двором, сгрудились разнообразные коляски и кареты. Здесь, за окнами, завешенными тяжелыми портьерами, веселятся бояре, пьют вино, слушают музыкантов-цыган. На улице уселись в круг рабы-факельщики, — они смеются, обнажая белые зубы, поблескивающие в свете воткнутых в землю факелов.
Верховые — все как один рослые, крепкие — всячески подтрунивают над рабами, которые прошли такой длинный путь с грэтарами на плечах и теперь падают от усталости… Разве это работа?
— Слушайте-ка вы, рабы, — засмеялся долговязый верховой. — Вы, верно, знаете, сколько досок на улицах Бухареста. Небось каждую ночь пересчитываете их ногами.
Раздался взрыв смеха; пламя факелов взметнулось выше.
— Что? Разве это не так, грэтараджиу? — снова захохотал долговязый, обращаясь к одному из сидящих, безухому старику.
18