— Кончается, — перешептываются вокруг.
А мастер, лежа внизу в клубах пара, в гуле разогревшихся машин, среди дико вращающихся ременных приводов в беспамятстве что-то кричит…
Брат мой, это глас, вопиющий в пустыне; услышав резкий свист вырывающегося из машин пара, все снова убегают. Лучше со смирением смотри прямо перед собой, пусть очи твои полнятся чистотой и синевой, с покорностью жди неизбежного. Прислушайся; когда умирает безгрешный рабочий, мягче гудят ременные приводы машин, а дрожащее пламя свечей вырастает до самых небес, поглощая твою душу. Покорись, пролетарий, своей судьбе, к этому вынуждает тебя беда. Голова мастера дергается, тело его вытягивается.
Наверху прибывают пожарные и «скорая помощь». Собирается толпа.
— Что такое? Несчастный случай? — задыхаясь, на бегу спрашивают люди.
Над телом лежащего на мостовой истопника плачут женщины-работницы. У некоторых из них еще горят в руках свечи, а из окон подвала все гуще валит пар.
1927
Перевод С. Фадеева.
НАШЛАСЬ РАБОТА
Измена! Меня предали мои сказки! Встрепенувшись ото сна, они трясут меня, толкают, колотят — гонят на работу!.. Но я не поддаюсь! Чтобы я стал поденщиком? Трудягой с грубыми, мозолистыми руками?
Сгинь, скройся с моих глаз, прекраснейшее из моих созданий, сказка утренней зари, я ненавижу тебя, понимаешь?
Но плачет сказка тоненьким голоском:
— О, добрый мой господин, я едва жива, посмотри, какая я бледная, а все потому, что ты тоже бледен, и заря во мне страждет от голода с тех пор, как ты ходишь голодный. Тощая трава готова грызть росу своими мелкими зубками!
Тут и сказка печали подала свой голос из перламутрового чертога:
— Твоя грусть непосильна для моей души. Слова во мне черны, и в строчках навсегда померкли золотые звезды. Как похоже твое сочинение на тебя, мой хозяин!
И заговорили все разом:
— Да, это мы, твои творения, посылаем тебя на работу, потому что в нас — лишь Мечта, Дуновение ветра, Сон да Рассвет. В нас никогда не строят домов, не слышно запаха рабочего пота, перепалок с хозяином. Наши герои беззаботны, как пташки, они славят господа, чмокают друг друга в щечки, порхают туда-сюда на облаках, играя с ангелами.
— Но когда ты начнешь наконец что-то делать своими руками, — поучали они меня, — на наши страницы, отирая со лба пот, шагнет рабочий, и наша мелодия зазвучит в унисон с выдохом натруженной груди. Вот наступает суббота, день выдачи жалованья. Рабочие толпятся в сторонке, шутят, пересмеиваются, получают деньги и расходятся, ругая хозяина — даже буквы шарахаются от него. Мосты тянутся к дальним берегам, дома рвутся в небо, слышится стук молотка — где-то забивают гвозди, — так за работу, за работу!
— Будьте вы прокляты, чудовища! — взрываюсь я, но тут же понуро опускаю голову: — Все правда, ваша взяла! Иду. Господь с вами.
И вот уже, предвкушая работу, я мчусь вниз с горы, я расстался с ветерком, ласкавшим мне лицо, я кричу снова и снова:
— Эй! Я иду работать, я буду трудиться! Сверлить, строгать, грузить, надрываться, бастовать, зарабатывать деньги!
И я ликовал, хотя и не представлял себе, куда устроюсь. Ведь на солидных предприятиях не требуются Хранители жемчуга или Няньки, укачивающие колоски, и мне уж не порхать в хороводах над тюльпанами!
Там мне в ухо прошипит пар:
— Пошевеливайся, живо!.. — Стук мотора, крик и новый приказ: — Работать, работать, с утра и до вечера! — Тупо, в упор смотрит на меня сталь и говорит: — Я ничего не знаю, ничего… ты — рабочий… делай со мной что хочешь! — И никогда не скажет: — Спрячь меня в раковину, опусти на дно морское, а через сто лет пошли за мною загорелого моряка! — На рабочем месте нужен глаз да глаз, тут уж не помечтаешь, эх, и хорошо будет твердым взором следить за механизмами.
Вот тогда-то мне и конец! Однако совесть моя бунтует: все твои сказки — однообразная выдумка! Когда в них смерть, словно силач в цирке, поднимает жизнь и, отдуваясь, думает про себя: шестьдесят лет я боролась с ней… впрочем, это самое страшное из моих видений. В остальных сказках нежно рдеют лепестки, и самые пухленькие начинают хихикать, когда я серебряным пальцем щекочу их под толстенькими подбородками.
Ай-ай-ай, ведь я и вправду обленился! Порой забывал умыться! Ходил еле-еле, шаркая ногами. Мог проспать целый сезон! А эти неблагодарные сказки, и кто их просит лезть, вот опять… слышите?.. они кричат мне вслед: