Джованни ответил: «Неужели ты думаешь, что Иисус создал твою красоту для того, чтобы она пропала даром? Не думай так».
Сделав все, что ему хотелось, Джованни вернулся на край кровати. Тогда одна из двух других отшельниц, которые, вероятно, только притворялись спящими, лежавшая подле Джованни, ближе к стене, сказала ему: «Что это здесь за чертовщина нынче ночью, Джованни? Воистину, ты непочтительно относишься к нам и тебе не следовало бы ложиться к нам на постель».
На это Джованни ответил: «Благословение с тобой! Неужели ты думаешь, что я сделал что-либо дурное? На каждом слове я воздавал хвалу спасителю. А кроме того, не думай, что при вашей хрупкости демон мог бы взять над вами большую силу без чьей-либо помощи. И что я сделал, показывает это». И он пододвигается к ней, и начинает, как с первой, с ног. И все, что он сделал с первой, он делает и с ней.
Слыша суматоху и насторожившись, третья говорит Джованни: «Ей-богу, Джованни: хорошо же ты отплатил нам за то, что мы тебя впустили к себе».
На это Джованни ответил: «Глупы же вы! Разве то, что я сделал вам, по-вашему, не добро? Неужели, по-вашему, многие из отшельниц, подобных вам, не отчаялись бы, если кто-либо из подобных мне не давал им время от времени такого же утешения? Вы молоды, и вы женщины. Неужели вы думаете, что славы божьей убудет в вас от этого? Вы знаете, что он своими устами сказал, чтобы мы испытали всякую вещь и взяли то, что находим хорошим. Наконец, это очень полезно и людям, подобным мне, петому что, хотя я и ношу это платье, я все же мужчина, и меня частенько осаждают любовные вожделения; а унять их нет другого способа, как укротить их, а так как укрощаются они только с вашей помощью, то я так и сделал; и буду делать в той мере, в какой это вам угодно, но не больше».
На это третья отшельница сказала: «Вы говорите, что, по словам господа нашего, следует испытать всякую вещь и взять хорошее; но я не испытала ровно ничего, так что и не знаю, что я должна взять».
Тогда Джованни произнес, касаясь членов ее, начиная с ноги: «Хвала богу, – и подлег к ней; – а когда я здесь, в аду, я усмиряю в нем своего дьявола». И он поступил с нею так же, как с остальными; а она успокоилась, потому что итог оказался для всех равным.
Получив подаяние от всех, Джованни вернулся на свое место, туда, где находились самые стройные ноги. Отдохнув и поспав немного, он обратился вновь к утешению красавицы-отшельницы и стал угашать огонь, снедавший ее, чему она не слишком противилась.
Утром, поднявшись очень рано, Джованни сказал: «Дорогие сестры, благодарю вас, сколько могу, за ваше милосердие, которое вы проявили ко мне вчера вечером, когда впустили в свой святой домик. Да ниспошлет господь, приведший меня сюда, милость свою на вас и на меня, и да будут спасены ею души наши, а нас удостоит той награды, которую вы желаете. Мне кажется, что я благодаря вашей святости уже вознесся к Иисусу на несколько локтей. Если я могу сделать что-либо когда-нибудь, располагайте мною, ничтоже сумняшеся, надлежащим для вас образом».
Отшельницы ответили: «Джованни, мы просим тебя не забывать этого скромного скита и посещать его, приходя как в свой дом. Иди с богом».
И он ушел, а когда явился в Тоди, то имел вид настоящего каплуна.
Подобного рода посещения продолжались в течение долгого времени, и Джованни из свежего и цветущего человека превратился в совсем почти исхудавшего и бледного, но пользовался уважением, словно Сан-Герарда да Вилламанья,[270] так как его считали за святого. А когда он умер, то все мужчины и женщины явились облобызать его руку, говоря, что он творит чудеса.
И вот взгляните, как прячется на свете лицемерие: человек, который был таким, как он описан выше, оказался под конец жизни почти святым. И сколько таковых, считающихся святыми и блаженными! Они по душе своей, по лицемерию, которое в ней всегда царило, близки к этому человеку, ведь слишком трудно узнать сердце или тайны человеческие.