— Не знаю, но это факт. Наверно, и остальные не смогут вам ответить. Я спрашивал у конферансье. Он тоже ничего не может понять.
— А какая мысль вам пришла в голову в тот самый момент, когда это случилось?
— Я подумал: он убил ее!
— Вот видите!
— Но конферансье в ту же минуту подумал: промахнулся!
— Да, но это первое, что может прийти в голову, если не знаешь об их отношениях.
— Видимо, так. Но ведь и я подумал об убийстве не потому ли, что знал об их отношениях?
— Ну, а как вел себя Хан, когда это случилось?
— В тот момент он вскрикнул, и я увидел, что у нее из горла хлещет кровь. Несколько секунд она еще держалась на ногах, потом колени ее подогнулись, тело качнулось вперед, нож выпал, и она, как подкошенная, рухнула на пол. Мы замерли от ужаса, но ничем не могли помочь. Словно окаменевшие, уставились на нее. Поэтому я и не могу сказать точно, что делал в эти минуты Хан. Нам было не до него. Наверно, он испытывал то же, что и все мы. Правда, спустя некоторое время у меня появилась мысль: «Все-таки он убил ее!» Но в эту минуту Хан стоял с закрытыми глазами и был очень бледен. Когда опустили занавес, мы подошли к ней. Она была мертва. «Как же я промахнулся!» — вполголоса промолвил Хан и, став на колени, начал молча молиться. Вид у него был потерянный.
— Благодарю. Если возникнут вопросы, я вас вызову.
Судья отпустил ассистента. После него ввели Хана. Это был человек с умным, очень бледным и напряженным лицом. Судье достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, какое сильное нервное потрясение ему пришлось пережить.
— Я уже допросил директора театра и вашего ассистента, — начал судья, как только Хан сел. — Теперь разрешите задать несколько вопросов вам.
Хан кивнул.
— Скажите, вы совсем не любили свою жену?
— Это не так. Со дня нашей женитьбы и до рождения ребенка я любил ее всей душой.
— Ну, а что же случилось потом?
— Я понял, что ребенок не мой.
— И знали чей?
— Догадывался. Ее двоюродного брата.
— Вы с ним знакомы?
— Да, он был моим другом. Он и уговорил меня жениться на ней.
— Вы предполагаете, что их связь началась еще до вашего брака?
— Да. Ребенок родился через восемь месяцев после женитьбы.
— Но ваш ассистент сказал, что роды были преждевременными.
— Я сам это придумал.
— Но ребенок вскоре умер.
— Да.
— Что же с ним случилось?
— Она придавила его грудью, когда кормила.
— Она сделала это умышленно?
— Нет, говорила, что случайно.
Судья пристально взглянул на Хана. Тот приподнял голову в ожидании следующего вопроса, но глаза его были опущены.
— Жена не призналась вам в этой связи? — продолжал судья.
— Нет. Я и не спрашивал. Смерть ребенка, казалось мне, искупила ее вину. Мне хотелось быть великодушным.
— Но вам это не удавалось?
— Не удавалось. Меня не оставляла мысль, что смерть ребенка все же недостаточное возмездие. Когда ее не было рядом, я готов был все простить, но стоило мне увидеть ее, как неприязнь к ней снова вспыхивала.
— А вы не думали о разводе?
— Думал, и не раз, но не говорил ей об этом.
— Почему же?
— Духу не хватало. Она говорила, если я ее брошу, она покончит с собой.
— Значит, она вас любила?
— Нисколько.
— Почему же она так говорила?
— Просто ей нужно было как-то существовать. Она знала, что ни один порядочный человек не возьмет к себе бывшую жену бродячего актера. На родных ей рассчитывать было нечего: ее старший брат разорил их. Ну, а для того чтобы работать, у нее были слишком маленькие ножки.
— В каких вы находились отношениях? Ее влекло к вам?
— Думаю, что нет. Близость со мной была ей видимо, в тягость. Но она выносила это с таким терпением и стойкостью, которым мог позавидовать любой мужчина. Она с холодной жестокостью взирала на то, как рушится моя жизнь. И когда я в муках взывал о помощи, мечтая как-то наладить нашу жизнь, она хладнокровно и даже с каким-то злорадством наблюдала за мной со стороны.
— Почему же вы терпели?
— Разные были причины.
— Что вы имеете в виду?
— Мне хотелось подавить в себе гордость, но ничего не получалось.
— А у вас не возникала мысль убить ее?
Хан молчал. Судья повторил вопрос. Хан и на этот раз ответил не сразу:
— Я думал не раз: лучше бы она умерла.
— Значит, если бы это не каралось законом, вы бы могли убить жену?
— Я не потому не делал этого, что боялся закона. Просто духу не хватало. У слабых людей сильна тяга к жизни.
— И в последнее время у вас появлялась мысль об убийстве?
— У меня не хватало решимости, но думать об этом я думал.
— Незадолго перед этим?
— Да, накануне, в последний вечер или даже на рассвете.