Ректор… Я рассеянно киваю, и Мик переключается на болтовню с приятелем, оставляя меня размышлять одну. Не знаю, почему, но я слабо верю, что Ледяному можно доверять. Возможно, он и вправду знал, что и как в таких случаях делать, но ведь сам сказал, что такой дар встречает впервые.
А еще он явно не был этим доволен.
Но почему?
Я прикусываю нижнюю губу, вспоминая, как вылетела из его кабинета, как только он разрешил. Щеки горели, ноги стали практически ватными, а на губах…
Боже, это невероятное жгучее покалывание от одного лишь взгляда! Я не знаю, как ректор должен смотреть на губы своей студентки, но я стопроцентно знаю, как он смотреть на них не может. Ни в коем, черт возьми, случае!
А именно так он и смотрел…
Почему один только взгляд вызывает столько эмоций? И как объяснить, что я жалею, что ректор Лэйс… Не совершил, кроме взгляда, ничего.
Я потираю руку под тканью пиджака, где остался заметный ожог, и ощущаю все ту же колющую прохладу. Черт с ним, с этим Лэйсом! Если повезет, я вообще больше встречать его не буду, разве что на общем завтраке, обеде и ужине…
я не успеваю додумать мысль, потому что дверь кабинета распахивается, и высокая крепкая фигура Ледяного появляется в проходе, погружая весь класс в тишину..
- Можете войти, - бесстрастно сообщает он, окидывая нас всех взглядом, и – я клянусь! – на долю секунду впиваясь в мое потеряннуое лицо.
- Он… Он что, будет у нас вести… Как это? – шепчу, зная, что друг рядом и услышит.
- Специфика Внутреннего Я, - горестно подсказывает Микки, - солнце мое, я ведь тебе вчера говорил, что это единственная пара, которую у нас ведет ректор. Только он достаточно сильный и опытный маг, чтобы помочь нам разобраться с индивидуальными способностями. А ты, как обычно, все прослушала.
Он смотрит с некоторым недовольством, которое быстро проходит, когда толпа начинает двигать нас ко входу. Мик соображает быстрее, и пока я верчу головой, успевает занять свободные места рядом.
- И что мы на этой паре делаем? – шепчу, старательно избегая смотреть на Лэйса, который с неизменным превосходством ожидает, пока все рассядутся.
- Ничего такого, чего стоит бояться.
Это – не ответ, и я подпихиваю друга локтем в бок.
- Твой способ добывать информацию скоро оставит у меня синяк, - посмеивается парень, но больше сказать ничего не успевает, потому что все рассаживаются, и в классе возникает гробовая тишина.
Лэйс медленно скользит по головам взглядом, на этот раз пропуская меня, и давая немного выдохнуть. Его образ сегодня неизменен – серебристый костюм с белоснежной рубашкой, отдающей синевой. Я залипаю на тонкие руки с аристократичными кистями, прекрасно зная, что под этой тонкой костью скрывается недюжинная сила и вязка мышц, проходящая через все тело.
Черт, я снова его разглядываю! Ну что за…
- Приветствую всех и поздравляю с началом учебного года. Кто был на моих уроках, знает – здесь нельзя разговаривать, ерзать, перечить и вообще издавать хоть каких-то звуков, не относящихся к теме предмета. Новоприбывшим, - кажется, он специально не смотрит на меня! – Следует запомнить это, и не повторять чужих ошибок. Пожалуй, начнем. Кто первый?
Как, и все?! А чем мы будем заниматься-то, прошу прощения?!
Но, на удивление, кроме меня никто больше не паникует. Наоборот – вверх тянутся руки, явно желая выйти к доске, и… И что? Прочесть заданный на лето стишок? Или песню?
Сидящий рядом Микки, который, к слову, тоже вытянул ладонь, ловит мой взгляд, и весело подмигивает. Кивает на мою руку, призывая тоже поднять ее вверх. Но я лишь крепче сжимаю кулак – не хватает еще самой напроситься!
- Студентка Роббит, - моя новая, непривычная фамилия заставляет широко распахнуть глаза, - окажите любезность.
Его жест – быстрый и изящный – явно намекает, что я буду первой на этом празднике жизни. Послав Микки паникующий взгляд, я встаю, одергивая школьную юбку, и выхожу на середину класса.
Два десятка пар глаз смотрят так, будто я сейчас должна станцевать тут лезгинку. А я понятия, блин, не имею, что делать! Только в панике оглядываюсь, замечая, как Ледяной отходит за темную ширму в углу, а возвращается с тяжелым, в посеребренной раме зеркалом, кое-где потертым от старости, но ни разу не утратившего своего величия.
Пару секунд я просто смотрю на это великолепие, пока не осознаю, что ректор с легкой усмешкой протягивает его мне, и без всяких сомнений позволяет взять в руки.
Тяжелое.
Я глажу потертое серебро, испытывая от этого какой-то странный внутренний трепет, и запоминаю витиеватый узор – два креста, переплетенных тонкой цепочкой по центру.