После неудавшейся учёбы у священника родители отдали своего Алёшу в школу соседнего села, но и там дело не заладилось. Мальчик сбежал домой от недоброй учительницы, от постоянных окриков и наказаний.
«Мать плакала, — вспоминает Новиков-Прибой, — а отец, сокрушённо качая головою, говорил:
— Эх, Алёша! Несуразный ты уродился у нас… Затрёт тебя жизнь…
В продолжение трёх лет мучился я над складами. Каждое печатное слово вызывало во мне отвращение. Я проклинал тех, кто выдумал азбуку».
А потом случилось (почти как с пастушком Варфоломеем из известного апокрифа о Сергии Радонежском) чудо.
Не желающие мириться с мыслью о том, что их ребёнок останется безграмотным, родители Алексея предпринимают ещё одну попытку — последнюю и, как оказалось, удачную. Они отправляют сына в другое село — Анаево, в десяти километрах от Матвеевского. Вот там-то и нашлась наконец для будущего писателя чуткая и внимательная учительница. «Я сразу почувствовал, — пишет Алексей Силыч, — что в груди моей растаял ком накопившейся злобы, и потянулся к ней доверчиво. В две зимы кончил церковно-приходскую школу первым учеником».
Оказывается, светлая голова была у мальчика. А вот сердце — очень ранимое, не принимало оно злобы и лицемерия, а на добро и ласку откликалось доверчиво и скоро.
Учиться Алёше Силкину дальше, увы, не пришлось. Отец решил, что раз сын читать-писать выучился, то уж теперь не пропадёт, а в крестьянском хозяйстве нужны были лишние руки.
Хозяйство Силантия Новикова считалось справным. Хорош был большой бревенчатый дом, да и скотины держали достаточно. Работали много, даже занимались понемногу торговлей леса — одним словом, не голодали. Но до соседей, братьев-лесопромышленников Поповых, Новиковым было далеко. А те всё село в должниках держали, особенно тех, кто победнее. Однако Силантий Филиппович, человек гордый и независимый, хоть и бывали трудные моменты, никогда не просил помощи у Поповых, зная, какими процентами их «помощь» обернётся. А сам тех, кто нуждался, не раз выручал.
Однажды его младший сын увидел, как у крыльца соседа стоит бедняк Никита Трошин и слёзно молит о чём-то младшего из Поповых — Якова (старший жил напротив, через дорогу). Прислушался. Понятное дело. Трошин просил отсрочки в возврате денег, а Яков Фёдорович отказывал, грозился назавтра с урядником явиться.
Алёша всегда сочувствовал Трошиным. Детей у них было 12 человек, мать с отцом из сил выбивались, чтобы их прокормить. Что ж, не может разве Попов подождать с долгом? Да и долг-то невелик — целковый. Об этом и толковал Трошин богатею. А тот — ни в какую: где хочешь бери, а долг сегодня же верни.
И так захотелось мальчишке наказать соседа-богатея за жестокость и ненасытную жадность, что запустил он в Якова Фёдоровича попавшимся под руку камнем. Слава богу, промахнулся. Но отцом был наказан примерно: отстегал тот сына верёвкой, чтоб неповадно было в людей камнями швыряться. А когда Алёша заплакал (не от боли — от несправедливости) и признался, почему он так поступил, достал Силантий Филиппович из сундука целковый и послал сына к Трошиным.
Кроме братьев Поповых не вызывали никаких симпатий у Алёши и ещё несколько односельчан. Например, торгаш Никита Андреевич, в доме которого всегда останавливался урядник Карнаухов. Или нахальная, крикливая баба по прозвищу Матячка. Вечно она задирала всех Силкиных и особенно насмехалась над матерью, которая и говорила не по-ихнему, и к труду деревенскому была не особо приспособлена.
А вот кто нравился мальчику — так это бедняк Лисей. Он хоть и жил холостяком, но одет всегда был опрятно и чисто. Главным его достоинством было то, что он хорошо играл на тростниковой дудочке. Ни одна свадьба без него не обходилась. А ещё он знал слово какое-то заветное, что его пчёлы не кусали.
Люди — и плохие, и хорошие — всегда занимали Алексея Новикова. Хотелось понять, отчего все такие разные, объяснить, почему одни богатые, другие бедные, одни добрые, а другие злые.
Когда Алёше было 11 лет, с ним случилась большая беда: угодил в прорубь, откуда с трудом выбрался. Стоял морозный январь, до дома добрался продрогший до полуобморочного состояния, в заледеневшей одежде. Болел долго и тяжело. Скорее всего это было воспаление лёгких. А потом случилось самое страшное: отнялись у мальчика ноги. Полтора месяца оставался он недвижим. Отец и брат очень переживали за Алёшу, подбадривали, как могли. А уж про мать что и говорить, сколько слёз пролила, сколько на коленях перед иконами простояла… И ухаживала за младшим сыном самоотверженно, забыв про покой и сон. Лечила всеми средствами, какие народ подсказывал.