— Что это была за зверюга? — слабым голосом спросил Рон.
— Я не знаю, — медленно отозвалась Гермиона, — но обязательно выясню. Гарри, как ты? Оно тебя не укусило?
— Не успело, — Гарри поморщился и осторожно коснулся затылка, где уже начинала появляться внушительных размеров шишка — когда монстр бросился на Гарри, тот упал и ударился головой о каменный пол, не слишком сильно, но чувствительно. — Но если бы Малфой не отозвал его…
— …то попал бы к аврорам — за содержание смертельно опасных животных, — продолжил Рон. — А уж на Малфоев там давно точат зубы…
— Нет, его остановило что-то другое, — тихо сказала Гермиона. — Вы не заметили выражения его глаз, когда пёс кинулся на Гарри?
— Извини, Герм, я был немного занят в тот момент, — сарказму в голосе Гарри мог бы позавидовать даже Снейп. — Внутренние переживания Малфоя волновали меня меньше всего.
— Ну и что это было за выражение? — вяло поинтересовался Рон.
— Может, конечно, мне и показалось, но на секунду… в них промелькнула жалость, — казалось, Гермиона сама поражалась тому, что только что произнесла.
Глава 4
Драко быстро, не оглядываясь, шёл по коридору, так что Эсси пока не преаращался обратно, не уверенный, что в своём истинном обличье сможет поспеть за Хозяином. В душе слизеринца кипела настоящая буря, но внешне ничто не выдавало его внутренних колебаний.
Ведь он же ненавидел Поттера! Всю жизнь ненавидел, и сейчас ненавидит! С какой радостью и мстительным удовлетворением он наблюдал бы, как этот чёртов гриффиндорец, вечно переходящий ему дорогу, корчился бы в агонии под насылаемым на него Круциатусом!
А между тем что-то заставило его, Драко Малфоя, отозвать Эссессили, хотя зверь уже готовился разорвать Поттера. И вовсе не страх за себя или за Эсси: теперь Драко уже не боялся авроров — ему в этом мире практически нечего было терять.
Просто этот мерзкий гриффиндорец в течение целого полугода был его напарником; бок о бок сражались они с Уничтожителями, спасая и этот мир, и десятки других. Тогда, на стене Хогвартса, из последних сил отбиваясь от бесчисленных орд врагов, они доверяли друг другу — и Драко не мог забыть этого. Забыл Поттер — но не он. И жалость заставила его приказать Эссессили отойти — жалость оттого, что Пиро’сар исчез, затерялся в запутанных лабиринтах времени; что никогда Огненный не вернётся в Ашкелон, не увидит прекрасный мир Лоно Хара, не устроит шутливую перепалку с молодым Вольдемортом, не вспомнит Валькери…
Валькери.
Хаос, как же ему плохо, когда её нет рядом! Драко не видел её лишь несколько часов — а ему уже казалось, что прошли годы. Как он сможет продержаться до каникул и не сойти с ума — неизвестно. Не прикоснуться к ней, не ощутить слабый терпкий аромат цветов и пряностей, не услышать её мягкий, бархатный голос… Единственное, что будет его поддерживать, — воспоминания.
Например, её приезд в Малфой-Мэнор, для знакомства с его родителями. Да-да, родителями — Люциус тоже был там, ведь Нарцисса не позволила аврорам остаться в особняке — хотя неприятного обыска после ареста Малфоя-старшего избежать не удалось. Но, разумеется, министерские мало что нашли: Малфои умеют надёжно прятать то, что может очернить их. Несколько черномагических книг, хоть и запрещённых, и парочки несерьёзных атрибутов некромантии в счёт не идут — их специально прятали не так надёжно, дабы отвести глаза аврорам.
А после обыска… конечно, за кружаной сетью особняка неусыпно следили, да и вокруг всё время крутился кто-нибудь из министерских, выискивая и вынюхивая, но Люциус был настороже и не высовывался, так что никто даже не догадывался о том, что в Малфой-Мэнор живёт разыскиваемый властями сразу нескольких стран Упивающийся Смертью. Ну а если авроры внезапно нагрянули бы… что ж, густая сеть подземных ходов помогла бы Люциусу уйти незамеченным.
Чету Малфоев поразило внезапное исчезновение сына — утром третьего июня его не оказалось в особняке, и никто не мог указать, куда он мог направиться, хотя выйти, минуя все ловушки и опознавательные заклинания и ни разу не засветиться было просто невозможно, даже для того, кто знал их месторасположение назубок. Исчезновение было тем более странным, что раньше Драко не мог и чихнуть без дозволения отца, которого боготворил и одновременно боялся.