— Волшебная доска!!! — воскликнул он, до конца не веря собственным глазам.
— Да, да! Всё она, моя волшебная грифельная доска!
Петер вскочил из-за парты, подхватил любимый рюкзак и быстрыми, уверенными шагами направился к двери в доске.
На самом деле учитель Арчи Фрост на этот раз всё-таки немножко соврал… Нет, вы только не подумайте, доска действительно была волшебной, но и мел в его руке тоже был чуточку колдовским!
— Можно заходить? — на самом пороге Петера вдруг взяла оторопь.
Фрост уверенно кивнул и поспешил надеть на голову свою знаменитую на весь город чуть вычурную шляпу-цилиндр:
— Конечно, вперёд!
Они забрались в нарисованную дверь на доске, и та сама собою закрылась за ними.
ГЛАВА II
Первое, что увидел Петер, когда пролез через нарисованную дверь, это была огромная Рождественская ель, стоящая в центре заледеневшего озера. Из озера, видимо, сделали огромный каток, потому что то тут, то там виднелись тонкие, как ниточки, следы от коньков, расчерчивающие зеркало льда. Над озером высоченным антрацитовым куполом поднималось северное звёздное небо с млечным путём подобно генеральской ленте, разделяющим мундир полководца ночного царства на две равные части. Вокруг озера зеленел плотный еловый лес, словно сошедший со старых Рождественских открыток из бабушкиной шкатулки. На одной стороне озера в сугробах стояла та самая грифельная доска, а в доске виднелась чуть приоткрытая дверь, Фрост с Петром стояли как раз перед ней, по колено в сугробах. Шёл лёгкий снежок, и путешественники невольно начали отряхивать его пушистые хлопья с плеч.
Закончив с внешним видом и удовольствовавшись результатами труда, Петер начал оглядываться по сторонам.
— Ух ты! — осмотревшись как следует, выдохнул он с восхищением. — Вот это да! Где мы?!
— В Новогоднем Королевстве, здесь сбываются мечты, и возможно практически всё, что можно написать пером на бумаге!
— А мелом на доске?
— Ну, и это тоже…
— Тогда скорее вперёд! — Петер сделал шаг на гладь озера, и вдруг что-то произошло: все ёлки вокруг, и даже главная Рождественская Ель в центре, вспыхнули и замерцали разноцветными огнями праздничных гирлянд, раздался перезвон колокольчиков, и полилась приятная весёлая музыка, которая тотчас наполнила весь лес, в мгновение ока превратив зелёные заросли в весёлый карнавал. Из глубин леса выпорхнули миллионы золотистых птичек, молниеносно заполнившие всё окружающее пространство солнечными бликами.
— Ой, что-то мы напутали! — встревожился Арчи Фрост.
— Что? — Петер испуганно поглядел на учителя.
Фрост пробежал взглядом по сияющим огнями елям:
— Ну, Рождество ещё не наступило, а мы уже гирлянды зажгли!
Петер различил среди музыки ещё какие-то звуки, напоминающие топот, оглянулся и вгляделся вдаль: на другой стороне озера показались какие-то маленькие фигуры, то ли это были карлики, а то ли просто люди, но очень далеко.
— Кто это?!
— Верные слуги короля и хранители Новогоднего Королевства! — сообразил Фрост.
Зазвучал боевой рожок, следом грянули трубы. И через считанные мгновения перед Петером и Фростом рядами выстроились гномы-хранители. На каждом из них были красивые серебряные доспехи, расписанные морозными узорами голубого цвета, и остроконечные боевые шлемы. Дабы утихомирить хранителей Арчи попытался приветливо улыбнуться им, но вышло весьма натянуто и посредственно.
Предводитель хранителей вышёл вперёд и вперил в Петера возмущённый взор:
— Я главный хранитель Королевства, меня зовут Горн! Кто посмел нарушить ход времён?! — вскричал он.
Петер не спасовал, и не таких видали:
— Мы прибыли ко двору короля и хотим попасть во дворец! — воскликнул он не менее возмущённо и самоуверенно.
— Горн, дружище! — Арчи наконец-таки признал хранителя. — Это я, Фрост, а это со мной мой ученик Петер.
Горн посмотрел на учителя Фроста, прищурился с подозрением и, конечно же, узнал его, но демонстративно отвёл глаза и сделал вид, будто они не знакомы.
— Не знаю я никаких Фростов, — гном-хранитель обиженно надул свои и без того очень толстые губы под пышными усами, сложил руки на груди и демонстративно отвернулся. — А вам магистр Арчи как никому другому следовало бы знать, что вмешиваться в ход времён нельзя, особенно в Рождество! — теперь в его голосе звучали нотки укора.