Там очередной очевидец незаметно и очень тщательно через видеокамеру наблюдал, как трое молодцов в темном переулке ногами втаптывали дряхлого старикашку в асфальт.
Стал пить чай.
Передача «Вы – очевидец» закончилась, началась «Катастрофы века».
По экрану заметался смерч огромной величины. Он мчался с бешеной скоростью, вбирая в себя, как насос, автомобили, людей, киоски, срывая крыши и разрушая здания.
После этой замечательной передачи начался «Дорожный патруль». Там корреспондент весело рассказывал, стоя перед искалеченной иномаркой, что в ней погибли водитель и все четверо пассажиров.
– Как вы видите, машину так смяло, что сейчас ее будут разрезать автогеном, чтобы вытащить искалеченные тела, – комментировал человек аварию, показывая крупным планом то, что осталось от людей в искореженной машине.
Эту сцену сменила передача «Дежурная часть». Показывали очередное заказное убийство. На площадке подъезда у мусоропровода в луже крови лежал труп. Диктор очень подробно рассказывал, как профессионально был убит «новый русский», а под конец радостно сообщил, что найден брошенный автомат Калашникова, но киллеру, как всегда, удалось скрыться.
Наконец, после громкой интригующей музыки, началась передача «Совершенно секретно». В ней какая-то личность, сидящая в полумраке спиной к экрану, поведала, что она точно знает, где в подвалах КГБ хранятся запасы бубонной чумы, способные отравить весь земной шар.
На другом канале шло «Независимое расследование». Какой-то плюгавенький, маленький, лысенький человечек рассказывал, как он насиловал и четвертовал мальчиков и девочек-школьниц. Всего около восьмидесяти детей.
А ближе к полуночи, как говориться на сон грядущий, «Вечер трудного дня» показывал пожар в студенческом общежитии. Выгорел весь этаж. Кругом копоть, грязь и десятки обожженных трупов. Особенно понравилось оператору, как вылазят глаза у сгоревшего. Он эту картину показывал крупным планом и несколько раз.
Я встал, пошел в ванную, умылся, почистил зубы, разделся и лег в постель.
Еще раз вместо снотворного включил телевизор.
Шел вечерний обзор печати. Газеты на ночь по очереди пугали меня озверевшими бандитами, продажными чиновниками, обкурившимися врачами, экологическими, геологическими, гидрологическими и еще черт знает какими катастрофами. Под конец мне пообещали, что скоро наступит конец света: земля сгорит, реки высохнут, озонных дыр будет больше, чем облаков.
Послушав все это на сон грядущий, я выключил телевизор.
Укрылся одеялом и уснул.
Как вы думаете, что мне приснилось?
Общаг
Зачем им понадобились четырнадцать миллионов долларов, я не знал. Но раз на сходке решили, значит, так надо. Мое дело собирать, хранить и выдавать.
Бухгалтерия здесь несложная: поехал к тайнику, о котором знал только я, упаковал пачки по десять тысяч долларов в два больших чемодана, по семь миллионов в каждый, и вечером перевез, уже с охраной домой.
Дом у меня большой, каменный, стоит поодаль от прочих. Выстроен, как крепость. Привезя домой деньги, я запретил жене и детям выходить и даже открывать двери дома до того момента, как заберут чемоданы.
Курьеры должны были приехать за ними в шесть утра. Ровно в шесть, ни минутой раньше, ни минутой позже. Чемоданы я поднял на второй этаж и запер в темной комнате, там же положил две «лимонки». Проверил пистолет, сунул его за спину под ремень и зарядил еще два рожка к автомату.
Потом надел халат и пошел ужинать. Жена как раз мою любимую камбалу зажарила.
Когда он привез эти большие чемоданы, у меня как-то муторно стало на душе от дурного предчувствия.
Я тогда как раз достала камбалу из морозильника, положила оттаивать.
Он заглянул в кухню и велел никому не выходить из дома и двери без него не открывать. Так и раньше иногда бывало, но в тот день он был какой-то очень уж веселый, даже слишком.
За ужином он шутил со мной, играл с детьми, а я места себе не находила. Он выпил чашку чая с лимоном и, очевидно, заметив мое беспокойство, приобнял меня и прошептал ласково:
– Ну, что ты? Не переживай, все будет хорошо. Пойду спать, а то завтра вставать рано.
И, попросив не пускать к нему детей, ушел наверх.
«Хорошо – то хорошо, а вот ходит по собственному дому с пистолетом. Значит, не совсем хорошо», – подумала я, когда он поднимался к себе.
Если бы я только знала, что вижу его живым в последний раз! Хотя… что я могла бы сделать? Наверное, ничего…О том, что с общака снимают четырнадцать лимонов зелеными, я узнал случайно, и сразу понял, что это мой единственный и последний шанс.
Две ходки в тридцать с копейками – вроде и не больно много, но и не дали они мне ничего, кроме туберкулеза. Воры держали за шестерку, дела серьезного не давали, все по мелочам. Звериным нюхом я чуял: что – то ищут они у меня за плечами, ксивы ушли на крытые, где я тянул срока. Если узнают, что я по камерам выбивал, для оперов признанки – удавят, как шелудивого котенка.