Выбрать главу

Распространение христианства в разной этнической и социальной среде, подверженной влияниям прочих верований, а также различных философских школ и учений, во множестве расплодившихся в те времена, неизбежно усиливало расхождения между отдельными группами христиан и их писаниями. Множество вариантов одних только евангелий и постоянные споры среди проповедников относительно тех или иных деталей поставили, наконец, перед всеми христианами задачу раз и навсегда разобраться с источниками их вероучения. Первая попытка, предпринятая в этом направлении, связана с именем богатого судовладельца Маркиона. Он специально прибыл около 140 г. из Малой Азии в Рим с целью сплотить всех христиан и добиться их окончательного разрыва с иудаизмом. Из всех евангелий Маркион отобрал только «Евангелие от Луки», предварительно убрав оттуда ветхозаветные цитаты; он считал, что они вставлены иудеями. Отредактировал он и «Послания апостола Павла», из которых отобрал лишь десять. Однако деятельность его не увенчалась успехом. Во второй половине II в. попытался решить эту проблему ученик христианского писателя Иустина Татиан. Он создал Диатессарон – единый рассказ, составленный на основе четырех евангелий с добавлениями из «Евангелия евреев». Татиан написал свое сочинение на греческом. Однако затем оно было переведено на сирийский, и сирийские христиане долгое время почитали Диатессарон как основную священную книгу.

В самом конце II в. вопрос о подлинных и подложных писаниях в своем сочинении «Против ересей» поставил епископ Ириней Лионский. Слово «ересь» (особое, иное учение) поначалу не имело негативного смысла. Лишь с развитием христианской теологии оно все больше приобретало негативный оттенок, воспринимаясь как всякое учение, отличное от единственно истинного. Главным объектом критики Иринея были многочисленные гностические учения. Гностики (знатоки) претендовали на знание особого таинственного смысла божественных писаний, часто противоречившего общепринятому. В противовес истинным четырем евангелиям Ириней упоминает «несказанное множество апокрифических и подложных». Употребленное им, а также христианским философом конца II – начала III вв. Тертуллианом слово «апокрифический» (тайный, скрытый) быстро распространилось на все непризнанные Церковью книги религиозного содержания.

В конце III в. в сочинениях Евсевия Кесарийского по отношению к новым текстам были употреблены слова «Новый Завет». Под этим понимался новый союз с Богом, о котором говорилось еще в Септуагинте (Септуагинта – сделанный в III–II вв. до н. э. в Египте и дошедший до нас в списке IV в. н. э. греческий «перевод семидесяти толковников» – основа Ветхого Завета). Там слово «союз» было передано греческим «диатеке» – завет. Так складывались предпосылки к окончательному закреплению новозаветного кодекса.

Сам процесс отбора текстов, которые должны были составить Новый Завет, был очень сложным. К IV в. накопился огромный корпус текстов, отношение к которым в различных христианских общинах было различным. Например, у христианского писателя Оригена (II–III вв.) эти писания подразделялись на три группы – «согласные», «ложные» и «сомнительные». Самым первым наиболее широко принятым списком особо почитаемых книг является составленный в Риме в 200 г. так называемый канон Муратори, фрагмент которого был обнаружен в 1740 г. В нем значились четыре евангелия, деяния всех апостолов в одной книге и тринадцать посланий Павла (нет Послания к Евреям). Отсутствуют также послания Петра, Иакова и Третье Послание Иоанна. Из апокалипсисов признаны только Иоанна и Петра.

«Откровение Петра», поскольку его возникновение относится к началу II в., то есть ко времени, когда еще мог быть жив кто-то из видевших Христа или его учеников, до IV в. признавалось большинством христианских авторов подлинным. Оно и в самом деле очень близко к евангельскому тексту, а день Страшного суда описан в нем даже ярче, чем в Откровении Иоанна. Что же касается апокрифического «Откровения Иоанна», то этот памятник более всех остальных откровений близок к каноническому тексту, хотя и построен совершенно иначе. Здесь Иоанн, будучи вознесенным на небеса, расспрашивает обо всем, что должно произойти в будущем, самого Господа.