— Нет. Шкуру он не берет. Шкуру он егерям оставляет. Ему просто убивать нравится.
Наутро вся деревня Простоквашино на деревьях около берлоги висела. Всем интересно было на охоту посмотреть.
Омоновцы по лесу прошли, всех простоквашинцев с деревьев постряхивали. А тут сам премьер-министр на танке к берлоге подъезжает. Он смело так из люка высунулся, прицелился и кричит:
— Выгоняй!
Медведя выгнали. Охотник ба-бах! И мимо. Одного омоновца запоздалого спать уложил. А медведь бежать. Охрана — за ним.
— Стой! Куда?
Да куда там! Медведь на дорогу выскочил, смотрит, мотоциклы стоят для эскорта. Один даже с работающим мотором.
Медведь, не долго думая, на мотоцикл сел и поехал. Он же был цирковой, дрессированный, еще филатовский. Был когда-то такой номер укротителя Филатова — «Медведи за рулем». Им еще вся Япония была потрясена.
Охрана — за медведем! По первому снегу следы его хорошо видать. Но, видно, они не очень спешили, потому что догнать медведя просто, а вот потом что с ним делать? Он же порядков не знает и каратэ не изучал. Он как даст по башке лапой — и все!
Так и ушел медведь-то.
С тех пор по всему простоквашинскому району листовки расклеены: «Сбежал преступник. Кличка „Медведь“. Внешность такая же. Вооружен зубами и когтями. Поймавшему его — премия: пять километров газопровода Москва — Нью-Йорк».
Газета «Простоквашинские новости». Декабрь».
КАК В ПРОСТОКВАШИНО СО СРЕДСТВАМИ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ БОРОЛИСЬ
(Глава восьмая. Газетная)
Однажды зимним утром, ближе к обеду, проснулись простоквашинцы, а на заборе у дяди Федора большими буквами написано:
«ПОЧТАЛЬОН ПЕЧКИН — БОЛЬШОЙ ДУ…» Печкин прочитал это, переписал на бумажку и пошел в городской простоквашинский суд:
— Смотрите, как мою честь и достоинство порочат. Предъявите им иск на сто миллионов рублей.
Судья, еще из прежней жизни, по фамилии Молоковозов говорит:
— Подумаешь! Да про всех наших вождей по всей стране на всех заборах написано, что они большие ду…
Печкин отвечает:
— Как по всей стране, не знаю. Только у нас в Простоквашино забор — это средство массовой информации. Это как журнал «Огонек» или «Новая газета». Наш забор все люди читают.
— А может, нам опровержение написать, и все? — предлагает судья.
— А как это?
— А так. Сверху написать: «Почтальон Печкин не большой ду…» Печкин подумал и говорит:
— Нет. Так еще хуже получается. Это уже двойное оскорбление. Нет уж, назначайте слушание. Или пусть они деньги платят, или будем их забор сносить.
Судья говорит:
— Да откуда у них деньги?
— А ничего. Пусть корову продают.
Судья назначил слушание. Вызвали Шарика и кота Матроскина. Все как положено:
— Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина. Вы согласны с предъявленным обвинением?
Матроскин не согласен:
— Мало ли что на нашем заборе написано. Важно, кто писал. Пусть он и отвечает.
— А кто писал? — спрашивает судья. — Это же ваш автор.
— Давайте вместе искать, — предлагает Матроскин.
— А я его знаю, — говорит Шарик. — Это пенсионер один написал. Он на Печкина обиделся за то, что Печкин почту приватизировал и цены за доставку в пять раз повысил.
— Видите, — указывает Печкин. — Их тут целая шайка.
Судья говорит:
— Объявляется перерыв на два часа для отыскания соответчика.
Когда Шарик и Матроскин вышли на улицу, Матроскин спросил:
— Откуда ты, Шарик, этого пенсионера взял? И чего это он на нашем заборе пишет? Писал бы на своем. Кто это такой?
— Да никто, — ответил Шарик. — Я просто время выигрывал. На заборе про Печкина это я написал. Потому что я из-за него журнал про охоту получать не могу, так здорово он цены поднял.
— Вот это писатель! Вот это журналист — золотое перо! — ехидно восхищается кот. — А почему не полным текстом писал? Что это за скромность такая, что это за застенчивость повышенная?
— У меня на полный текст забора не хватило. Я до самого угла дошел.
Тут Матроскин как себя по лбу хлопнет:
— Слушай, а краска у тебя осталась?
— Есть немного.
Матроскин прямо с места домой побежал. Прибежал к забору, оторвал несколько досок и что-то на них написал. И снова в суд прибежал, к старорежимному судье Молоковозову.
И вот процесс снова начался. Все как положено:
— Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина.
Судья спрашивает:
— Ну что, нашли вы соответчика?
— А зачем? — отвечает Матроскин. — Дела то никакого нет.
— Как нет? — кричит Печкин. Человека оскорбили. Можно сказать, вывели на чистую воду, а теперь говорят «нет».
Судья Молоковозов тоже удивился:
— Почему никакого дела нет?
— А вы вторую полосу нашего забора читали?
— Нет.
— Вы тогда прочтите, что там дальше написано. Я даже эту надпись с собой принес.
И выложил Матроскин несколько досок от забора.
А там было написано: «…ШИ ЧЕЛОВЕК». И все поняли, что эта надпись не оскорбляет Печкина, а поднимает ввысь, как почтальона и человека.
Так что дело было закрыто. И все довольные (кроме кота Матроскина) разошлись по домам.
А кот Матроскин ворчал:
— Эх я, растяпа. Надо было мне с этого «БОЛЬШОЙ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА» еще деньги на судебные издержки потребовать и на ремонт забора. Учить надо их, этих монополистов!
КАК В ПРОСТОКВАШИНО
ФОРМИРОВАЛСЯ КАЗАЧИЙ ПОЛК
(Глава девятая. Ложно-патриотическая)
Однажды пес Шарик пришел к Матроскину и к дяде Федору на кухню в большом возбуждении:
— Вы знаете, кого сейчас больше всех у нас в стране уважают? Я в газете прочитал «Московский балаболец».
— Кого?
— Казаков, вот кого!
— Каких казаков? — спрашивает Матроскин.
— Таких казаков! Казачьих казаков! Которые с лампасами, — говорит Шарик.
— Почему ты так решил?
— Да потому, что в Москве скоро будет памятник поставлен казакам-освободителям. Тем, которые революционных рабочих разгоняли.
— Им будет памятник поставлен за то, что они рабочих разгоняли? — поразился Печкин.
Он тоже на кухне с Матроскиным чай пил.
— Ну да. Они же против царя бунтовали. Вот казаки и гоняли их с утра до вечера.
— Плохо они их гоняли, — ворчит Матроскин. — Гоняли бы они их хорошо, никакой бы революции не было. И советской власти тоже.
Тут Печкин взвился:
— А чем тебе советская власть помешала? Она же тебе дураку все дала. Если бы не советская власть, мы бы с тобой, Матроскин, как личности одной формации, полы бы мыли или рвы копали. Или бы свиней пасли.
— С чего это ты взял, что мы бы с тобой полы мыли, — обиделся Матроскин. — Ты бы, Печкин, может быть, и мыл полы. Только ты бы мои полы мыл. И свиней бы ты моих пас.
— Ладно, ладно, — успокоил их Шарик. — Только казаки сейчас в полном порядке, а мы время теряем.