Выбрать главу

– Пришлось перепилить ногу. В Китае за воровство – смертная казнь!

– Если он врал про ногу, то мог выдумать и про клад, – поделился своими сомнениями с капитаном Афоня.

– Поживем-увидим, – сказал Котаускас. – Главное, чтобы он не заморочил голову нашему младшему матросу.

Шустер был без ума от рассказов попугая. Ходил за ним хвостиком. И подыгрывал на губной гармошке, когда тот пел старинную пиратскую песню:

Сокровища МонакоУкрал один пират.На острове Табако,Он закопал свой клад.И знала лишь собакаНа острове Табако,Куда зарыл свой кладПират!..Каррамба!
Он боцмана жестокоУбил и не моргнул,А толстенького кокаПослал кормить акул.И знала лишь собака…

Песня заканчивалась печально. Пират убил пса и закопал его вместе с сокровищами:

На острове ТабакоЗарыта та собака.А где ее скелет?Секрет.Каррамба!

Когда «Котобой» вошел в теплые воды Гольфстрима, Абеллардо стал выбираться на палубу. Большую часть времени он проводил в смотровой корзине с Шустером. Такая дружба котам не слишком нравилась. Но благодаря этому обстоятельству судно избежало неминуемой гибели… В густом, как деревенская сметана, тумане попугай вовремя заметил айсберг и поднял тревогу.

Котаускас от лица всей команды выразил ему благодарность. На что Абеллардо лишь усмехнулся:

– У всех попугаев превосходное зрение! А у меня – особенно…

– Почему? – спросил восхищенный Шустер.

– Мой дед выклюнул глаз белой акуле. А по нашим поверьям, съевший акулий глаз, видит опасность за милю!

«Котобой» был в южных водах, когда случилось еще одно происшествие. Рядом с яхтой появилась стая летучих рыбок. Старпом, всегда державший наготове спиннинг, зацепил пару штук и собрался продолжить экзотическую рыбалку. Но Абеллардо вдруг захлопал крыльями и бросился навстречу рыбкам. Стая изменила курс.

– Ты что делаешь? – завопил Афоня.

И тут из воды вылетела огромная рыбина – с острым и длинным, как бушприт, носом. Рыба-меч прошла в трех футах от лодки.

– Хоть ты и старпом, а болван, – сказал попугай Афоне. – Летучие рыбы выскакивают из воды, когда за ними гонится хищник.

– Таксель-брамсель, – пробормотал Котаускас. – Если бы они не свернули, она пропорола бы судно насквозь.

Зато у Шустера мгновенно появилась идея:

– Если наловить таких рыбок штук сто и привязать к лескам, представляете, какую бы скорость мог развить «Котобой»?!

– Хорошая мысль, – кивнул Афоня. – Можно поймать их и разводить в аквариуме…

– В аквариуме? – возмутился вдруг попугай. – Тебя самого надо сдать в зоомагазин! Главное, что есть в жизни, это свобода. И для птицы, и для человека, и для кота…

– Ты прав, – согласился Котаускас.

– Кто не сидел за решеткой, не знает цену свободы. Либердада! – воскликнул бывший пират.

– Что еще за белиберда?! – не понял старпом.

– Может, у вас это и белиберда. А у нас «либердада» означает – Свобода!

Наконец, на горизонте показался остров, весь покрытый зеленью, как хороший французский сыр.

– Каррамбо! Табако! – попугай взмахнул крыльями и устремился к суше.

– Теперь ищи его свищи! – буркнул Афоня.

– Он не видел родину семьдесят лет, – вздохнул Шустер.

Якорь бросили в небольшой уютной бухте и решили исследовать остров, не дожидаясь возвращения Абеллардо.

Старпом взял с собой самый большой кухонный нож:

– Не доверяю я пиратам. Пускай и бывшим!

Пробираясь вглубь джунглей, команда вскоре наткнулась на шумную сходку (хотя правильнее было бы назвать ее слетом!)…

Это было живописное зрелище. На огромной поляне собралось не меньше тысячи попугаев. Все деревья вокруг были обвешаны птицами, как экзотическими цветами и плодами. Попугаи щелкали клювами, хлопали крыльями, свистели, орали.

В центре, на большом камне, стоял Абеллардо. Бывший пират поднял одно крыло, и шум стих.

– Каррамба-Табака-Попугайо-Республикака! – крикнул одноногий попугай.

– Каррамба! – подхватили остальные.

– Ни слова не понимаю! На каком языке они говорят? – шепнул Котаускас.

– На португальско-попугайском, – ответил Шустер. – Мне Абеллардо объяснял…

Договорить он не успел. Котобоев заметили. Шум поднялся такой, будто в курятник забралась лиса.

– Если они нападут, пух из нас полетит, как из трех тополей, – сообщил Афоня, крепко сжимая нож.

Но Абеллардо снова поднял крыло: