— А ежли он сунувши нос на эту палубу еще раз, то уйдет вперед ногами!
Объектом его гнева оказался не кто иной, как сам капитан Рифути. Когда его несли мимо нас, мерзавец наигранно стонал, баюкая здоровой рукой явно сломанное предплечье другой.
— Мы его подловили, как он кравшись на свинарную палубу! — Остановившись, Эльмо улыбнулся довольному хряку и тоже наспех поскреб его за ушами. — Наш Скрежетун капитана заваливши и сожрал бы как пить дать, кабы мы не поспевши. Задумал покражу, вот оно как, одного с наших свинобразенышей! И мы-то знаем ЗАЧЕМ!
Тут даже Анжелина в ужасе ахнула, влив свой голос в хор крестьян.
— То есть он… хотел?..
— Верно, сударыня Анжелина, — угрюмо кивнул он, и все снова ахнули.
Кроме меня: слишком уж это было бы лицемерно, ведь я не прочь время от времени полакомиться за завтраком ломтиком-другим бекона.
Ужас Анжелины быстро перерос в холодный гнев — к несчастью, направленный на меня, поскольку ближайшей мишенью оказался именно я.
— Итак, бывший фермер ди Гриз, что ты намерен предпринять по этому поводу? — От одной лишь ее интонации температура воздуха упала градусов на десять. Я мучительно подыскивал ответ.
— Ну… сначала я передам эту добрую тонну свинобразины законным владельцам. А затем позабочусь о хищном Рифути.
— И каким же катастрофическим образом?
Оглядевшись, я прошептал:
— Скажу наедине, а то тут присутствуют и другие дамы, — тем самым отчаянно пытаясь выиграть время, поскольку вместо идей в голове зиял глубокий вакуум. — Держись с Эльмо, и я потом тебя найду. Не хочу, чтобы ты видела дальнейшее, ибо во гневе я ужасен!
Выкрикнув последние слова, я развернулся и затопал по коридору вслед за мерзавцем.
Вот только что я могу сделать? Рифути уже порядком поплатился за попытку разнообразить несомненно тухлый бортовой рацион. Да сверх того, мне надо обдумать куда более важные вещи, чем свинокража. Это непредвиденное осложнение уже обошлось мне в состояние, а тратам конца-краю не видать.
Я уже добрался до навигационной палубы с чрезвычайно официальными табличками на дверях на каком-то архаичном языке — вероятно, языке родной планеты капитана: UFFICIALE, CAPITANO, COMUNICAZIONE и OBITORIO.[1]
С capitano видеться мне пока что не хотелось, зато рядом с его дверью была более многообещающая, ведь она очень смахивала на komunikoj в эсперанто. Постучав, я открыл ее.
На полукруглой приборной панели перемигивались огоньки, из динамика слышался треск помех.
— Закрыто, — бросил человек у контрольной панели, не отрываясь от трехмерного комикса, который читал; со страниц доносился чуть слышный вопль. — Открываемся в пятнадцать ноль-ноль.
— Хочу отправить субпространственную космограмму. Оплата наличными.
Вопль конвульсивно оборвался: радист захлопнул журнал и развернулся в кресле лицом ко мне.
— Открыто. Что у вас там?
О, зов тельца златого, предвкушение подношения! Срабатывает безотказно. Я обдумал свою проблему со всех сторон, и ответ казался очевидным. Деньги — это банки, а банки — это банкиры. А мой сын Боливар сейчас как раз преуспевающий банкир. Я нацарапал лаконичный вопль о помощи.
Ответ вскоре пришел, и я отправил следующее послание с ответами на вполне уместные вопросы сына. По мере роста кучки кредитов эфирных платежей взгляд радиста становился все теплее.
— Капитан увидит что-нибудь из этого? — осведомился я.
— Вы только что из психушки? — осклабился он. Нелегкая задача, когда проверяешь на зуб серебряный кредит, тут же присоединившийся к остальным в ящике стола.
Когда прибыло последнее послание от Боливара, в моем бумажнике оставался лишь прах.
ПРИБЫВАЮ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО С СИНГХОМ.
Я сел на мель, так что придется подождать наступления «незамедлительна» тут же, чтобы узреть, что или кто такой сингх.
— Заходите в любое время! — хихикнул радист. В ответ я лишь зарычал и хлопнул дверью. Вот теперь расположение духа для визита к капитану самое что ни на есть подходящее. Распахнув дверь его каюты, я тут же возрадовался.
Капитан верещал и извивался на твердом столе, пока демоны в зеленых балахонах пытали его, крепко держа за руки и за ноги. Я не стал вмешиваться. Тем более разглядев, что это медики, вправляющие ему сломанные кости, — процедура чрезвычайно болезненная.
А вот когда стали готовить инъекцию болеутоляющего, я притормозил эскулапов.
— Хочу, чтобы он немного побыл в сознании и смог ответить на пару вопросов.
— Зачем? — осведомился доктор, профессиональную принадлежность которого теперь демонстрировал висящий на шее стетоскоп.
— Затем, что я должен разузнать у него кое-какие крайне важные факты.
Говоря, я шарил по всем карманам, пока не нашел случайно завалявшуюся одинокую монетку и передал ее из рук в руки.
— Пожертвование в сотню кредитов в благотворительный фонд по вашему выбору за помощь в этом важном вопросе.
— Благодарю вас. Обществу помощи детям. Да вдобавок я не в особом восторге от некоторых мытарств, которым он нас подверг. Обезболивающее и стимулятор.
Сверкнули иглы. Потом врачи собрали свои причиндалы и удалились. Обратив на меня взор налитых кровью глаз, Рифути хотел придать то же направление и своему гневу, но не успел и рта раскрыть, как я нанес упреждающий удар.
— Ты в беде по уши, Рифути. Полиция уже направляется сюда с обвинением тебя в покушении на свиноцид, нападении и оскорблении действием, насильственном удержании, причинении тяжких увечий и баратрии. — Он невнятно заквохтал, но я безжалостно напирал: — Твое счастье, что я здесь ради твоего спасения. Я позабочусь, чтобы полиция сняла обвинения. Уплачу все долги пассажиров — и двуногих, и четвероногих. Пока что я плачу все полагающиеся портовые сборы. И — минуточку внимания! — выложу приличную цену за эту утлую пародию на космический корабль.
На последних словах он снова заквохтал, выпучив глаза, а я с милостивой улыбкой кивнул.
— Потому что, если ты не согласишься, не пройдет и суток, как отправишься на тот свет. — Мой шелестящий голос буквально источал яд.
С побуревшим от возмущения лицом он раскрыл было рот, но тут же прикусил язык, выпучив глаза еще больше.
Потому что в моей руке появился скальпель, изъятый из докторского саквояжа, неколебимо застывший в считаных миллиметрах от его глаз. Совершив молниеносный выпад, он пронзил кончик выдающегося капитанского носа и снова замер — с блестящей капелькой крови на острие.
— Скажи «да»… — шепнул я.
И хранил молчание и хладнокровие, рассчитывая, что темное прошлое, наверняка стоящее у него за плечами, насылает на него мандраж.
— Да… — шепотом же отозвался он.
Скальпель исчез, а я отступил на шаг.
— Я вернусь с офертой. Конечно, если ты хоть кому-нибудь об этом скажешь, то до утра не доживешь.
Я удалился. Не ведая, сработают мои угрозы или нет. Если он нажалуется властям, я уж позабочусь, чтобы над ним поглумились; а заодно обрушили на его голову уйму официальных обвинений. Ну как минимум мои туманные угрозы хотя бы помогут в грядущих финансовых переговорах. Так что я радостно поспешил предстать перед дражайшей половиной. Странствуя по коридорам, я мысленно приукрашивал и шлифовал историю моего успеха.
Разыскать Анжелину удалось в кают-компании, где у нее проходило деревенское чаепитие с мадам фермершами. От мужчин за ненадобностью избавились, отослав их трудиться. Когда я, энергично кивнув, поднял оба больших пальца, Анжелина улыбнулась, после чего элегантно отведала вафельного пирога, поделившись кусочком с Розочкой, которая не менее элегантно принялась сопеть над ним.
— Дамы, — воззвал я, — попрошу внимания. Силы зла повержены, капитан перевязан и — весьма болезненно — подлатан. И узрел явленный ему свет.