— А Василий придет? — тихо спрашивает Валя.
— Да, я его жду, — отвечает Элеонора и замечает, что все засидевшиеся посетители замолкают и с почтением смотрят на нее.
Макс спит, но во сне бодрствует. Он помнит, что на журнальном столике стоят духи. Их нужно подарить, хотя бы для того, чтобы поразить Веру. Последний раз он дарил ей духи лет пять назад. «Клема» — они тогда стоили пол его зарплаты. Теперь зарплаты нет, а духи есть. А может, лучше подарить эти духи Элеоноре? Зачем они Вере? Красиво вернуться на Тверскую с духами, извиниться за происшедшее, подарить и уйти навсегда. Логично. Так он и сделает…
Далее мысли Макса начинают путаться, сознание затмеваться образами Элеоноры и Веры, которые, подменяя друг друга, сливаются в одну женщину, преследующую Макса своей агрессивностью. Он просыпается внезапно. Без труда переходит от сна к бодрствованию. Резко опускает на пол ноги. Видит сидящую в кресле напротив Веру. Она улыбается ему натянутой продуманной улыбкой:
— Как приятно застать тебя дома. Надеюсь, все хорошо? Где Аля? Кому предназначены такие дорогие духи?
Макс решает не реагировать на ее вопросы, а начать с обвинений.
— Я уже знаю о твоем отдыхе на Кипре. Только не понимаю, зачем твой любовник-казах брал тебя с собой. Все равно, что в Тулу со своим самоваром.
Вера нервно закуривает и изображает на лице глубокое возмущение незаслуженным оскорблением.
— Кто?! Что? Да как ты смеешь!
— Смею. Мне даже предъявили фотографии, на которых вы с двумя восточными голыми девками трахаетесь.
К такому повороту событий Вера не была готова. Она встает и независимо произносит:
— Я зашла, чтобы оставить вещи. Меня внизу ждет машина. Мне некогда выслушивать глупости. И запомни, тебе никто не давал право оскорблять меня!
Макс хватает духи, протягивает ей:
— Бери. Они твои. Это мой последний подарок. Мало того, что успела побыть подстилкой Глотова, дошла и до нацменов.
Вера отталкивает его руку с духами. Поворачивается спиной. Макс грубо предупреждает:
— Бери. Иначе выкину в окно!
— Дурак! — ненависть выплескивается из нее. Но при этом Вера разворачивается, хватает духи, прячет их в сумку и, перекинув через руку шубу из стриженой норки, купленную на Кипре, громкими шагами выходит из квартиры.
Макс устремляется к окну. Ему удается увидеть, как жена выскакивает из подъезда, садится в иномарку, и машина исчезает за краем дома. Остальное ему узнать уже не дано.
Вера сидит на переднем сиденье, нахохлившись. Жаке не задает никаких вопросов. Внимательно смотрит на дорогу. Быстро проскакивает забитую машинами трассу до Текстильщиков и поворачивает в сторону центра.
— Муж узнал о наших с тобой отношениях, — трагическим голосом заявляет Вера, давая понять, что она принесла в жертву домоганиям Темирова самое дорогое в ее жизни.
Жаке доволен. Он мог бы возразить ей и похвастаться тем, что женщины ради него и не на такое отваживались, но после всего случившегося с Глотовым и Степаном предпочитает не злить ее, видя в ней ценного помощника. Поэтому спокойно предлагает:
— Может, ему денег подбросить? Так, на нормальную мужскую жизнь. Скажи, а? Я теперь серьезно богат, мне ничего не стоит.
Вере становится гадко от такого торгашеского предложения. Она лезет в сумку, достает духи:
— Как ты смеешь! Он меня любит. Ждал с нетерпением. Самые дорогие духи купил. Ты до такого, между прочим, и додуматься не в состоянии…
— Ай-ай-ай, — смеется Жаке. — Подарил какую-то ослиную мочу, она и счастлива. Сейчас подъедем куда-нибудь, где подороже, сама выберешь, хоть три флакона.
Вера не привыкла, чтобы с ней так разговаривали. Ее терпению тоже наступает предел. Тем более они уже не на Кипре, а в Москве. Лучше всего ей вернуться домой и убедить Макса, что ничего не было. Пусть изобьет ее, пусть оскорбит, но в конце концов простит. Он ведь ее любит. Приняв решение, Вера приказывает:
— Останови, я выйду. Мне противно твое животное ханство!
— Ай, ай, ай, — качает головой Темиров. — Нельзя обижаться, я же пошутил. Покажи духи, мужчины в таких вещах плохо разбираются.
Вера назло ему решает продемонстрировать флакончик «Кензо», запах которых ей самой незнаком. Она открывает коробочку, достает флакон, с трудом выворачивает хорошо притертую пробку. Не успевает она поднести флакон к носу Жаке, как ее охватывает мгновенная слабость. Флакон выскальзывает из потерявшей силу руки. Голова откидывается назад, и весь организм захлебывается в последнем вздохе, который сделать уже невозможно. Глаза от напряжения выкатываются из орбит, сознание обмирает от нестерпимой боли. Жаке в свою очередь грудью наваливается на руль и вместе с ним кренится влево. Машину заносит, и она на большой скорости вылетает на противоположную сторону Волгоградского проспекта. Идущий навстречу КамАЗ даже не предпринимает попытку маневра. Он просто таранит иномарку в бок, так что она переворачивается и со скрежетом отлетает снова на свою полосу, где в нее врезается мирно ехавший «запорожец». Сбегающиеся зеваки через разбитое лобовое стекло видят изувеченное тело мужчины, истекающее кровью, и рядом совершенно не израненное тело женщины с болтающейся головой.