Глотов и Макс — старые приятели
Глотов и Макс — старые приятели. Судьбы у них разные. Общее в жизни — нелюбовь жен. Никто из них друг другу в этом не признавался. Существовал молчаливый договор не касаться больной темы… Поэтому им было легко проводить вместе время за пивом и дружеской беседой. Оба знали — нежелательные вопросы не возникнут. Встречались редко из-за занятости, но по телефону переговаривались регулярно. Поэтому Глотов не удивился раннему звонку Макса. Руководствуясь старой партийной привычкой, Борис Ананьевич приходил на работу за полчаса до начала рабочего дня. Спокойно раскладывал на столе бумаги и папки, проветривал кабинет, обдумывал рабочий план и корректировал график встреч. Когда появлялись сотрудники фонда и секретарша Валя, их шеф уже вовсю работал. Даже те, кто не опаздывал, чувствовали себя неловко, и это укрепляло дисциплину. Макс явно нервничает и не в состоянии объяснить по телефону необходимость их немедленной встречи. Глотов не любит кого-либо принимать у себя до обеда, но вынужден согласиться. С сожалением кладет трубку, упрекая себя, что вообще ее поднимал. От досады прохаживается своим размашистым шагом перед столом и выходит в коридор. Приоткрыв дверь в туалет, Борис Ананьевич обалдевает. Возле окна стоит женщина с голыми, широко расставленными ногами. Ее короткая юбка задралась до черных кружевных трусиков. Тело женщины подрагивает от того, что она пытается что-то оттереть тряпкой на оконном стекле. Обнаженные руки в оранжевых резиновых перчатках то появляются, то исчезают за копной волос. У Глотова кружится голова. Он не может двинуться дальше. В груди перехватило дыхание. Внезапная близость обнаженных женских частей тела завораживает своей первозданной бесстыдностью. Женщина оборачивается и вскрикивает. Борис Ананьевич приходит в себя, пятится назад в коридор и с шумом захлопывает дверь. После чего внимательно разглядывает ромб с мужским силуэтом. Через несколько минут дверь приоткрывается и в проеме показывается та самая копна волос. В просветах между локонами Борис Ананьевич видит один густо намазанный глаз и ярко накрашенные губы.
— Ой, я тут убираю. Припозднилась сегодня. Ежели вам нужно, идите. Там чисто.
Борис Ананьевич стоит в нерешительности. Ему бы сделать вид, что не придает значения появлению уборщицы, и уйти. Не получается. Рука сама тянется к выглядывающей женской головке. Он ощущает легкое скольжение по ее волосам и отводит их в сторону. Два искрящихся глаза кокетливо смотрят на него в упор. Глотов, задерживая дыхание, почти шепотом говорит ей:
— Очень вас прошу… закончите… тогда… ну, после… зайдите ко мне… сами понимаете…
— Так вам надо убраться? Вроде ж было чисто.
— Кое-что можно, — мямлит Борис Ананьевич и направляется неуверенным шагом к своему кабинету.
Он плотно закрывает за собой дверь в приемную. Секретарши Вали, слава Богу, пока нет. Проходит к себе. Плюхается в крутящееся кожаное кресло и откидывает голову на валик. Внутреннее напряжение сопровождается вялым расслаблением всех мышц. Даже пальцами пошевелить не способен. На лбу появляется испарина. Челюсти противно постукивают зубами. Приходится между ними расположить язык. Борис Ананьевич понимает, что во власти того самого состояния… и невмоготу противиться, пробуя усилием воли подавить в себе сексуальную истерию. Редкое, страшное, беспощадное желание бьется в его теле. Больше года он ничего подобного не испытывал. Надеялся, отпустило навсегда. Сейчас она войдет… Глотов вытянулся в кресле, словно все его тело охватила судорога. В пламени, пожирающем мозг, искрами проносится: с ума сошел! Сейчас придут сотрудники! Через десять минут начало работы… Каким только опасностям в жизни он не подвергался, отдаваясь во власть своего демона. Это происходило в театральной ложе, в примерочной кабине, за портьерой во время банкета и еще во множестве других мест. В случае, когда Борис Ананьевич достигал результата, наслаждение, испытанное им, перекрывало все страхи и много дней служило источником его бодрости, энергии и отличного настроения. Если же он терпел фиаско — подавленное настроение, мрачные мысли, презрение к самому себе и чудовищный страх преследовали его неделями, мучили днем и ночью, пока время не превращало случившееся в дурной сон. Сколько раз он находился на грани позора… проносило. И тем не менее ему никуда не деться — в подобные минуты Глотов забывает обо всем. В нем просыпается кто-то другой. Сильный, жадный, презирающий все устои, подчиняющийся только одному инстинкту. Он сидит, вытянувшись в кресле, и не отводит взгляд от дверей. Они распахиваются, и на пороге появляется секретарша Валя.