Дед со стороны матери ушел на войну позже. Я видел только одну его фотографию в шинели с кубарями среднего командирского состава и в буденовке. Бабушка говорила, что после войны дед ненадолго появился в деревне, а потом, уехав, исчез. Маме тогда было уже семь лет, и она помнила, как обиделась в тот его приезд: ведь это ее отец – зачем он угощает конфетами всех детей, а не исключительно свою дочку?! А в конце 80-х после обращения в архив министерства обороны получили официальный ответ, что такой в списках не значился (при том, что звание и часть, где он служил, были нам доподлинно известны). При попытке настаивать и разбираться дальше, комитетчик с Черного озера в Казани посоветовал отступиться и запросы больше не слать. Вот и думай, если бы он попал в плен или в места не столь отдаленные, то нам так бы и сообщили. Но нам старательно пытались донести мысль, что такого человека не было. И на это должны быть веские причины. Остальное нам пришлось додумывать самим.
Вот только моя старшая сестра вспоминала парочку разговоров с мамой, когда та делилась своими ощущениями: “Я уверена, что видела его сегодня в толпе, он шел за нами. Мне кажется –
он всегда где-то рядом и наблюдает за мной со стороны”.
Да, оказывается, не только мужчины всю свою жизнь продолжают оставаться мальчишками из детства. Женщины тоже помнят и не собираются бросать свои детские игры с куклами, секретиками и остаются все теми же маленькими девочками, которые готовы броситься любимому папочке на шею при виде его, спрятаться за его широкой спиной от невзгод и опасностей жестокого мира.
И какогО же было моей маме всю жизнь нести боль и несправедливость судьбы, ведь где-то был живой папа, ее родной папа, который почему-то не мог прийти к ней, прижать к себе, успокоить ласковыми словами и поглаживанием по головке. Только теперь, задумавшись об этом, я смог хоть краешком почувствовать ту затаенную тоску и боль. И так мне стало ее жалко…, да еще вспомнил ряд своих поступков и слов, которые, несомненно, причиняли боль и обиду ей. А ведь любой ребенок делает что-то, за что потом становится стыдно перед своей мамой…
… Мамы, простите нас – своих непутевых деток, за все – за все, чем поранили ваши души. За ваше терпение мы можем отплатить вам только своей любовью, которая не идет ни в какое сравнение с вашей безграничной любовью к нам. И мы любим вас, насколько только это возможно, просто, порой, не можем выразить это словами и поступками. Так как вы сами воспитывали в каждом из нас мужчину, который должен быть храбрым и отважным, который никогда не выказывает слабость; а ведь слезы и любые чувства – это всегда считалось проявлением слабости. Вот и вырастили вы нас на свою голову: чурбанов бесчувственных, которые и пары ласковых слов связать порой не могут. Но вы не представляете, что творится у нас в душе, какая буря чувств и душевной теплоты сохранена в глубине каждого сына.
Как жаль, что все это я не смог сказать вживую, но хоть так выражу непроизнесенные в свое время слова. И пусть с опозданием, но, я надеюсь, этот душевный импульс дойдет до родной мамочки, где бы она ни была.
... Сильный тычок вернул меня к реальности.
-Ты собираешься продолжать свой рассказ?
-А? Да, конечно. Отец проходил срочную службу в пятидесятых годах и отслужил три года в Группе советских войск в Германии, где больше половины офицерского и сержантского состава еще были ветераны с боевыми наградами. Так что службу нести их учили на довольно таки высоком уровне: командир с опытом реальных боев, или командир после учебки - это две большие разницы. А с какой радостью и гордостью он рассказывал об их возвращении домой по демобилизации: целый эшелон молодых, сильных мужчин, и такой эшелон был не один. На остановках вопросы: “Куда вас, служивые?” И ответ: “Домой!” А потом в Казани сошли призванные с ближайших земель, и на несколько дней по столице Татарии прогуливались две с лишним тысячи молодцев в редких в то время ПШ и яловых сапогах со стальными набойками. Красавцы! Обмундирование для тех лет богатое, но воины возвращались из совсем недавно побежденной Германии, и там они представляли нашу Родину. Домой он, также как и дед, вез подарки из-за границы, только их было поменьше – всего два чемодана.
В отличии от отца и деда я служил уже только два года с восемьдесят седьмого по восемьдесят девятый, да еще и не в Германии. Ушел я в армию после первого курса Казанского
Финансово-экономического института, почему-то в тот год забрали многих студентов, не дали сразу доучиться до получения высшего образования. Скорее всего, это было связано с тем, что страна тогда вела войну в Афганистане, но я туда не попал. Как раз под конец моего срока службы, войска из той горной страны вывели. Так что пороха я нюхал только на стрельбище, хотя многие мои знакомые имели корочки участников войны. После армии доучился и вперед – работать.