— Вот пусть бы и собирали!.. – зло сказала тетя Света. — Толку было бы больше!..
— В конце концов карантин нам жутко надоел. — сказал мой папа.
— И мы самому главному начальнику карантинной службы устроили маленький такой, образцово-показательный сердечный приступ…
— Ну, то есть ему показалось, что у него приступ. Мы ведь тоже кое-чему научились, еще во время нашей подготовки. Да и сила наурари была с нами…
— Так что бедняга перепугался буквально до смерти!..
— Ну а потом мы его типа спасли, откачали и объяснили, что если он нас не отпустит, или, не дай бог, с нами что-то произойдет, с ним тоже случится что-то очень нехорошее!..
— Надо полагать, это все вы ему очень ненавязчиво объясняли, да?.. — спросила тетя Света.
— Ага! Ненавязчиво и предельно доходчиво. Как дону Гуанто. Ну, то есть в таком же примерно роде.
— И нас не только отпустили, но даже выдали нам все денежное довольствие за десять лет. Со всеми премиями и коэффициентами. В общем, мы спецслужбам больше ничего не должны. И они нам тоже!..
— Так что мы теперь богатенькие Буратины!.. Мы сразу пошли и купили себе какую-никакую машинешку.. С полным приводом на все мосты… И поехали сюда!..
— Ух ты! — воскликнул я. — У вас крутой вездеход?..
— Ну, не сказать чтобы крутой… - скромно опустил глаза дядя Паша. А тетя Света посмотрела на него ревниво. Моя мама улыбнулась, глядя на нее.
Мы все опять помолчали, наблюдая за солнцем, которое уже наполовину было в озере.
— А… это.. Наурари — они какую одежду носят?.. — спросил вдруг Женька. И слегка покраснел. Как видно, его мучила одна мысль…
— А они, малыш, вообще никакой одежды не носят! — ответил ему дядя Паша. — Там же ведь вечное лето!..
— И только во время праздников, которые они устраивают сами себе когда захотят, не реже одного раза в неделю, все наурари наряжаются в платья! — добавил мой папа.
— Все-все? — удивился я.
— Все-все!.. И самые красивые платья одевают дети.
— И девочки, и мальчики?..
— Ну разумеется, и девочки, и мальчики!..
— А мы с Мишей тоже носим платья. – сказал Женька и посмотрел на своего папу с некоторым сомнением.
— Ну и правильно!.. — сказал его папа.
— Платье — это очень удобная одежда. — с энтузиазмом добавил мой папа.
И наши папы с улыбкой переглянулись.
Наши мамы тоже переглянулись, и моя мама спросила:
— А вы-то откуда знаете, что платье — это очень удобная одежда?..
— Ну так мы же семь лет были полноправными членами племени! И участвовали во всех праздниках!..
— Вы тоже надевали платья?!.. – воскликнул Женька.
— Конечно! На каждый праздник – новые!.. — сказал дядя Паша.
— Там были такие мастерицы, которые придумывали нам очень красивые модели!.. — гордо добавил мой папа.
— Все племя просто пищало от восторга, когда мы выходили в новых нарядах на очередной праздник!..
— Фасон у платьев был почти всегда одинаковый, но вот краски!..
— Надо бы попробовать нарисовать, чтобы вы получили полное представление. — задумчиво сказал дядя Паша
— Да, очень бы хотелось взглянуть! — поддержала ее моя мама. — И, может быть, не только взглянуть!..
Мы с Женькой переглянулись. Что моя мама имела в виду, интересно?..
— Конечно, нарисуем. — успокоил наших мам дядя Паша. — Но, может быть, завтра?.. А сейчас давайте еще искупаемся, а?.. И потом, это… День кончается, и детям пора спать!..
— А взрослым?.. — с обидой буркнул Женька.
— А взрослые еще поообщаются друг с другом… — сказал мой папа с такой многозначительной интонацией, что наши мамы вдруг густо покраснели и шумно, прерывисто вздохнули.
И мы вновь отправились купаться.
Несмотря на то, что у нас был домик на колесах, наши мамы еще на всякий случай захватили и двухместную палатку. И примерно такая же палатка была и у наших пап, так что после купания они принялись расставлять обе палатки, а наши мамы постелили нам в фургоне, и прилегли с нами, чтобы покормить нас перед сном.
Мне о многом хотелось поговорить с мамой в этот вечер, но, занятый питанием, говорить я не мог. «Ладно, еще успеется!..» — думал я, поглаживая, как всегда, мамину свободную грудь, чувствуя, что сегодня она какая-то особенная. И мамин сосок у меня во рту был тоже особенный. Горячий такой, чуткий… А ее молоко тоже приобрело совершенно удивительный вкус, так что я впитывал его, впитывал, из одной груди, из другой, и никак не мог остановиться.