Штабс-капитан ждал.
- А, позвольте спросить, чем вызван такой неподдельный интерес простого офицера к распорядку дня и встречам Государя Императора? Уж не шпион ли вы, дорогой Александр Петрович? Откуда я знаю ваши намерения?
Мостовский безнадежно махнул рукой.
- Могу дать слово чести, Ваше Императорское Высочество. Я не шпион. Просто мне нужно увидеть Государя и срочно передать ему кое-что.
Я не знал - смеяться мне или плакать? Слово чести, что я не шпион! Забавно. Как говорится - забавно, если не сказать больше. Хотя, что я знаю о понятиях этого времени о чести? И может ли шпион в эти годы вот так разбрасываться клятвами? Прадед, в глубине моего сознания, почему-то ему верил. Но, говорят, прадед был вообще легко внушаемым человеком...
- Хорошо, штабс-капитан, я вам, допустим, верю. Но, помилуйте, что это меняет? В Могилев вы идете и так. В город патруль вас пропустит. А вот на военную платформу, где стоит поезд Императора, вас никто не допустит все равно. С собой же вас, штабс-капитан Мостовский, я провести решительно не смогу, равно как и передавать какие-то предметы Государю я не буду. Хотя бы из соображений элементарной безопасности Государя. Тем более что вы отказываетесь сообщить мне о сути вашего дела.
Мостовский помолчал. Затем нехотя проговорил:
- Простите, Ваше Императорское Высочество, но...
Я пожал плечами.
- Дело ваше, Александр Петрович, дело ваше. А скажите, Александр Петрович, а есть ли у вас брат - полковник Мостовский?
- Так точно, Ваше Императорское Высочество! Целых два брата - Николай и Василий и оба полковники.
- Два брата, - повторил я, - это замечательно...
* * *
ПЕТРОГРАД. Васильевский остров. 27 февраля (12 марта) 1917 года.
- Господин полковник, Лейб-гвардии Преображенского запасного полка подпоручик Скосырский к вам с депешей от полковника Кутепова.
- Проси.
Ходнев встал из-за стола, прервав свои почти бесплодные попытки дозвониться до кого бы то ни было - барышни-телефонистки отказывались соединять с военными или государственными абонентами либо соединяя со всякими "революционными" абонентами типа Таврического дворца, либо просто игнорируя все просьбы и угрозы.
Вошел человек в солдатской шинели и, щелкнув каблуками, представился:
- Подпоручик Скосырский, честь имею. Имею при себе депешу от полковника Кутепова.
- Давайте.
Разорвав конверт, Ходнев впился взглядом в четкие строки депеши:
"Полковнику Д. И. Ходневу полковника А. П. Кутепова.
Милостивый государь, Дмитрий Иванович!
Сообщаю вам, что силами вверенного мне сводного отряда мною взяты под контроль Министерство путей сообщения, Николаевский, Варшавский, Балтийский и Царскосельский вокзалы, которые имею твердое намерение защищать. Имею сведения о том, что вечером или ночью всякое управление в Петрограде будет нарушено и город полностью будет охвачен анархией и мятежом. Так же имею сведения об отправке в столицу устойчивых частей с фронта для восстановления законности и порядка.
В этот непростой час, когда решается судьба Отечества, долг каждого русского офицера быть верным присяге и Государю. Однако нерешительность действий командования столичного гарнизона, преступное бездействие помноженное на половинчатые приказы приводят к полному разложению дисциплины, что грозит сделать невозможным исполнения своего долга для большинства из нас.
Посему, в случае невозможности действовать в установленном месте или в случае получения преступного приказа о прекращении сопротивления, призываю Вас и всех, кто остался верен присяге Государю и твердо намерен исполнить свой долг, присоединиться к нам, прибыв строем или россыпью в здание Министерства путей сообщения или же к одному из указанных мной выше вокзалов, для противодействия анархии и обеспечения прибытия верных присяге частей в Петроград.
От наших решений и действий зависит судьба России.
Прошу Вас сообщить о сим как можно большему числу верных присяге офицеров и солдат.
Да поможет Вам Бог.
Уважающий Вас,
Александр Павлович Кутепов"
* * *
МОГИЛЕВ. 27 февраля (12 марта) 1917 года.
Тракт оказался неплохо утрамбован проезжающими санями, и по колеям можно было идти довольно ходко. Ритмичное поскрипывание снега под нашими ногами и мрачный свет луны, сиявшей сквозь черные кроны деревьев, не располагали к романтическим мыслям. Чувствуя приближение решающих минут, я еще и еще раз возвращался к предстоящим встречам в Могилеве.