- Не смотри на меня так, дырку во мне прожжешь. В девять я дал сигнал своим, что у нас все хорошо. В одиннадцать – нет, нас тогда забрали. Значит, они готовятся брать этот колхоз. Днем брать не будут. Только ночью. Поэтому надо потерпеть пару часов.
- Пару часов? А у нас есть это пара часов? А, Архангельский? – вопрошаю я.
- Постарайся продержаться, Лера. Если поведут к Сванидзе, тяни время.
От его слов снова становится страшно.
И тут открывается дверь. Поток яркого света падает на грязный пол. И я, как в стоп кадре, вижу крупные капли крови, клочки пыли, следы от ботинок. Странно работает сознание. В стрессе может подмечать детали, которые в обычной жизни ты и не заметишь. В углу валяется старый и ржавый гвоздь.
- Девка, давай на выход, - глумливо улыбаясь, говорит охранник.
- Да, да, - топчусь я, вдруг запинаюсь и падаю на пол.
- Чего, пьяная что ли?
Два охранника подхватывают меня под руки и вытаскивают в проем двери.
- Ле-рааааа, - слышу крик своего мужа за спиной.
Он подскакивает, стараясь вырвать меня из рук охранников, но получает по зубам и падает, рыдая на пол. А меня волокут в сторону лифтов.
Глава двадцать четвертая Мне страшно!!!!
Меня ведут мимо комнаты охраны, где в этот момент сидят мужчины в камуфляжной форме. Они расслаблены и почти не смотрят на мониторы.
- Хозяину телку повели?
- Он попользуется, нам подкиньте, мы не откажемся…
- Мы сами будем пользовать…
Охранники перекидываются фразами, от которых у меня холодеет спина. Мне так страшно, что трясутся руки и колени. Я еле переставляю ноги, поэтому охранники подталкивают меня в спину резиновыми дубинками, а я от ужаса сжимаю в руках гвоздь. Глупая я, разве это оружие, но у меня другого нет. А мне хочется сейчас хоть чем-то защитить себя.
Охранники заталкивают меня в лифт. Места мало, стоим почти впритык. И меня коробит от их сальных взглядом. Лифт идет медленно, обстановка накаляется, и один из охранников дубинкой пытается задрать на мне худи.
- Не трогай пока, потом хозяин все равно нам отдаст, - скалит зубы один из них.
Второй лишь хмыкает: Отдаст то, что от нее останется…
И мне становится вдвойне страшнее.
Наконец лифт тормозит на верхнем этаже. Охранник прикладывает электронную карточку к экрану и вводит цифровой код. Двери лифта разъезжаются, и я понимаю, что этот этаж – личные апартаменты Сванидзе.
Меня толкают в спину, выталкивая из маленького пространства лифта наружу, и двери закрываются за моей спиной, оставляя меня одну в комнате.
Комната большая, больше похожа на зал кинотеатра. Здесь все сделано под специфический вкус хозяина: стены оклеены зелеными, шелковыми обоями в полоску, на стене висит огромная плазма, все пространство уставлено мягкой мебелью в обивке из бордового велюра, а у окна тяжелый, огромный стол из натурального дерева. Видимо это рабочее место хозяина. На нем стоит монитор, сложены стопками бумаги и папки. Хозяин не самый чистоплотный человек, везде остатки пищи, стаканы и бутылки. На маленьком столике возле дивана стоят грязные тарелки с остатками еды, бутылка вина, два бокала. Давид Сванидзе, видимо, до меня принимал гостей. Большая часть окон закрыта тяжелыми, бордовыми портьерами, между которыми в узкую щель видно, что за окном заметно стемнело. Сколько надо продержаться??? Что там говорил Архангельский?
Я стою у дверей лифта, словно боюсь сделать шаг вперед, в неизвестность, и встретиться лицом с хозяином кабинета.
- Ллллле-ра, добро пожаловать в мой дом, - раскатисто здоровается хозяин, он вышел из боковой двери, задрапированной портьерой. На нем шелковый халат, открывающий лохматую мужскую грудь, и домашние брюки.
Первое, что приходит на ум: Как он похож на обезьяну, старую облезлую обезьяну. Этот здоровый нос, из которого торчат волосы, брови, как у Генерального секретаря партии, густые волосы растут практически до самой линии бровей, делая его лоб маленьким и узким, лохматое тело. Смешно, но в голове вертится вопрос: А сколько он тратит шампуня, чтобы промыть всю свою лохматость.
Мне страшно от одного его взгляда. Он не милый дедушка, он злобный хищник, и в курсе, зачем меня сюда привели.
- Лера, что ты не проходишь, сейчас принесут нам угощения, - и он хлопает в ладоши.
Из другой двери, что расположена за лифтовой шахтой, выбегает девушка в национальной грузинской одежде, совсем молоденькая, лет шестнадцати. Давид ей что-то говорит по грузинский, та кивает головой и исчезает. А через несколько мгновений появляется с подносом, на котором стоит тарелка с фруктами, ваза с виноградом, какая-то выпечка, открытая бутылка вина и два чистых бокала. В голове всплывают кадры фильма Кавказская пленница. Один в один. Все это размещается на столике перед диваном. Грязную посуду она забирает и исчезает, так же неслышно, как и появилась, словно она лишь тень или голографическая проекция.