Он делает еще один резкий рывок в мою сторону, пытаясь схватить меня и одновременно увернуться от моего оружия. Но неведомая мне сила отбрасывает его в сторону. Передо мной стоит Архангельский. Он придерживает правую руку, на которой ему сломали пальцы, и бьет левой. Удар, еще удар, Сванидзе хрипит и харкает кровью. Третий удар в голову его добивает, и он теряет сознание.
Архангельского качает. Кажется, он вложил последние силы в этот бросок, чтобы спасти меня.
Я подставляю ему свое плечо, хоть ростом ему едва достою до плеча. И он облокачивается на меня и выдыхает. Я чувствую насколько ему тяжело даже стоять. А он преодолел несколько этажей пешком. Ведь лифт остался стоять на месте.
- Тиши, давай я тебя посажу, - говорю ему и пытаюсь посадить его на стул. Он хрипит, стонет и хватается за бок.
- Лера, я не понял, а чего ты с чужим мужиком обжимаешься, в дверях лифта появляется мой благоверный.
И Архангельский вдруг оживает, сбрасывает мои руки с себя и делает шаг к моему бывшему муженьку.
- Это ты, сука, должен был ее защитить, - орет он на Олега. – Ты, а не я броситься за ней, где ты, гнида, ходишь? Если ты, сучоныш, боишься Сванидзе, то на*уй лез на его дочь и крал у него деньги.
- Я, я, я не боюсь, - трясется мой муж. – Лера, ты цела, он ничего тебе не сделал?
Его забота обо мне напускная, он со страхом смотрит на лежащего Сванидзе, и только поняв, что тот без сознания, тихонько выдыхает.
- Если кто мне что и сделал, то это ты! – срывает у меня крышечку, и я подскакиваю к Олегу и бью его по морде. – Ты, тварь, ты! Из-за тебя я здесь!
Я бью Олега всем, что попадается под руку.
- Ого, мы много пропустили, ну и страсти у вас здесь, - в дверях сбоку от лифта стоят Надя и Света!
- Девчонки, вы живы, - срывает у меня с языка, и я падаю в их объятия, рыдая.
Глава двадцать пятая Девчонки
Я рыдаю, обнимая девчонок, в след начинаю рыдать они. Мужчины стоят рядом молча. Да, мужчинам лучше молчать в такой ситуации. Особенно моему Олегу. По его вине мы в тянуты в столь патовую ситуацию. Он подставил меня, а я потянула за собой девчонок. И вот сейчас стоим и втроем рыдаем.
- Девочки, ну хватит нам уже слезами обливаться, - басит Надя и сморкается в платок. – А мужики наши где? И я таращу глаза на нее. А ведь точно! Мы про них и забыли. А увезли их точно вместе.
И я оглядываюсь на Архангельского, тот мечется по кабинету Давида, пытаясь, видимо, что-то отыскать. Вытаскивает из стола папки, листает их, потом, видимо, находит то, что давно искал, достает телефон из стола Сванидзе, набирает номер и тихо разговаривает. Меня всегда целеустремленные мужики поражали. Сам еле ходит, у него разбита голова, сломаны кости, но он отчаянно продолжает работать. Просчитался Сванидзе, чтобы такого мужика свалить, его надо переехать поездом.
- Влад, не подскажешь, куда Cерёгу с Филом дели? – тот поднимает на меня глаза, но словно меня не видит, задумчиво смотрит в одну точку позади меня и лишь через некоторое мгновение начинает говорить.
- Скорее всего, их поместили в подсобное помещение рядом с кухней, это цокольный этаж. По лестнице спуститесь вниз и сразу налево.
- Ну, мы тогда пойдем? – спрашиваю его, а сама оцениваю, насколько ещё хватит силы у этого богатыря, уж очень он потрепанный в данный момент.
- Да, идите, Лера. Когда начнется штурм, просто тихонько сидите в сторонке, и он вновь склоняется над бумагами.
Мы разворачиваемся в сторону лестницы, но тут в спину мне летит: Лера, постой, я с вами.
- Стоять, Ольшанский, - злой окрик заставляет нас посмотреть назад, а там замер Ольшанский с побелевшей мордой, и Архангельский с пистолетом в руках. - Стоять, Олег, сядь на место.
И Архангельский машет ему пистолетом на стул возле себя.
- Ты задержан, - спокойно произносит Влад.
- Ни чё се, какие страсти! А можно мне пистолет, я бы Ольшанскому яйца отстрелила, - Светка в своем репертуаре.
- Нет, давайте без членовредительства, - голос Архангельского спокоен, откуда только силы берет.
- Кто сказал про члены? Я ж ему не в член стрелять буду, а только по яичкам, - Светка ржет, за ней улыбаться начинаю я и Надька, через минуту мы хохочем в голос. Даже Архангельский начинает улыбаться. Только Олег сидит на краешке стула, набычившись, и смотря на нас зло из-под светлой, длинной челки. Ну, прости, дорогой, за все, что ты с нами сделал, мои подруги пройдутся по тебе грязными сапогами, истопчут все твои достоинства, унизят, опустят ниже плинтуса. Зря ты попался нам, Олег, живым.