Он вспомнил тот день, когда наконец вышел из тьмы, которую считал смертью. Он помнил пробуждение, помнил ноющую, ужасную тишину там, где был мыслесвет его любимой. Вспомнил ужасное горе, необходимость последовать за ней обратно во тьму, чтобы никогда не вынырнуть.
И все же он этого не сделал. Что-то остановило его. Возможно, это был вечно безмолвный мысленный голос Золотоглазой, нашептывающий ему из тишины, приказывающий ему жить. Возможно, это было простое упрямство с его стороны. Золотоглазая всегда говорила ему, что он самый упрямый из народа, кого она когда-либо знала, так что, возможно, в этом и была причина.
Или, возможно, мне просто нужно было сделать свою жизнь проклятием для всего мира. Доказательством того, что это не может убить все, что я люблю, только потому, что это может убить кого-то из народа, которую я люблю больше, чем все остальное, вместе взятое.
Он перенес неподвижное, окоченевшее тело Золотоглазой из их гнезда к развилке на самой вершине золотолиста и поместил ее там, где очищающий ветер, яркое солнце могли перенести ее дух в то другое место, где, как он надеялся, она ждала его. А потом он вернулся в их пустое убежище, выждал двойную руку дней, которые доказали, что серая смерть покинула его, молча оплакивая ее, прежде чем снова отправиться на встречу с кланом.
И обнаружил, что серая смерть забрала нечто гораздо более жестокое, чем его жизнь. Она украла его мыслеречь. И не только способность мысленно говорить, как это было наиболее распространено среди тех, кто пережил серую смерть. Нет. Она также отняла у него способность слышать мысли. Постоянный поток мыслеголосов, присутствие всех этих других мыслеголосов вокруг него, среди него, часть его...
Все ушло. Просто... ушло. Ушло в огромную, темную пустоту. В тишину, которой он никогда не знал. И, возможно, даже хуже того, он все еще чувствовал вкус мыслесветов. Он точно знал, что чувствует окружающий его народ, но впервые в своей жизни он не знал, что они думают. Они не могли заговорить с ним, сказать ему, а он не мог спросить.
Они были в ужасе от того, как серая смерть искалечила его, и само его присутствие только усилило их ужас. Не было ни ненависти, ни обиды, никто не хотел, чтобы он был вдали от них... и все же одно его присутствие пугало их, как бы сильно они ни боролись со своим страхом. Или с тем, чтобы не делиться этим с ним. Он также был напоминанием о том, что может случиться с любым из них. Что еще хуже, он испытал их сострадание - их жалость. Их потребность как-то утешить его... и знание того, что они не могли. Они не могли больше делиться своими мыслями, как он не мог попробовать их на вкус, и вина, которую они чувствовали - вина, о которой ни он, ни они не могли мысленно говорить, - только усугубляла ситуацию.
И вот он ушел.
Те же самые мыслесветы умоляли его не уходить. Народ хорошо знал, насколько маловероятно, что кто-то из них выживет в одиночку. В мире было так много опасностей, многие из них были больше и намного сильнее любого из народа. Без остальных членов клана, которые могли бы наблюдать, оберегать и помогать, смерть почти всегда наступала быстро, и, несмотря на его молчание, он был частью их жизни и их сердец. Они уже потеряли Золотоглазую, и их сердца не хотели терять и его.
И все же он не мог остаться. Не пробуя их мыслесвет так глубоко из своего мира безмолвия. Кроме того, без своего мыслеголоса он все равно больше не мог бы служить старшим обработчиком кремня Яркой Воды. Как он мог, когда больше не мог слышать то, что было нужно, или объяснять задачи другим формовщикам кремня? И вот его место одного из старейшин Яркой Воды перешло к Кусающему Камень. Это было хорошо. Кусающий Камень был старшим выжившим котенком его и Золотоглазой, с добрым сердцем и сильным мыслесветом. Он хорошо послужит клану.
И поэтому он изменил свое собственное имя, в тишине своего собственного разума. Это было не то имя, под которым его могли знать остальные члены клана, но он больше не знал, как они могли бы называть его сейчас. Так что он стал просто Камнем. Камнем, окутанным каменным безмолвием, изгнанный не кланом, а его собственным сердцем и волей, когда он отправился на поиски ожидающей его смерти.
Но она отказалась найти его, и он обнаружил, что не может просто пассивно ждать ее. У него не осталось ничего, кроме твердой решимости, что мир не убьет его так же легко, как убил его возлюбленную. Он будет сражаться со смертью на каждом шагу, оскалив клыки и когти, потому что это была единственная цель, оставшаяся у него.
Он знал это. Он принял это. И все же эта пустая, кровоточащая тишина внутри него жаждала того дня, когда он наконец проиграет эту битву. И разве это не приятный способ начать свой день? - спросил он себя. Возможно, вместо этого тебе следует подумать о твоем следующем визите к двуногим.