Мировая Деревня и мировой Город — вечные полюса истории, неизменные при любом социальном строе, обеспечивающие соблазнительное движение и катастрофические перемены. Город, отгораживаясь от природы высокими стенами, рождает живопись и скульптуру, науку и технику, несметные богатства и нищету, комфорт и свободу, утонченность чувств и грубость разврата. Сегодняшний исламский фундаментализм — яростное сопротивление мировой Деревни, но вооруженной последними разрушительными достижениями городской цивилизации. Тем не менее каждый народ обречен пройти свой собственный путь от деревни до города. И далее: когда деревня снова, как трава, заполоняет площади былых городов. Вечное движение от простого к сложному, от сложного к простому.
Мотив “Гильгамеша”, с пастухом-богатырем Энкиду, увлеченным в город, автор исключил из последней редакции романа. Но мотив не исчез, он возник в романе “Вниз и вверх”, герой которого, писатель, поражен не архаичной красотой сказания, а тем, “что, едва ступив на путь цивилизации, едва „отвернувшись от стад”, человечество усомнилось в правильности сделанного шага и, с первозданной, первобытной силой высказав это сомнение, запечатлело его на глиняных табличках. Часть табличек уцелела, и теперь мы знаем, как длинна цепь, протянувшаяся от безымянного создателя эпоса до Руссо и Толстого. Выбор был сделан, точнее, предопределен, но сомнения никогда не покидали человечество”.
Выбор Ладо также предопределен — его душевной природой, тонкостью и глубиной восприятия, уже не совместимой с благополучной жизнью в привычной среде. Для этой среды такие, как Ладо, — свидетельство вырождения. Для желанной стабильности деревенского мира от всех подозрительных особей следует избавляться. Роль деревенского чудака вроде вечного книгочея Коли Катамадзе — вот тот максимум, на который мог рассчитывать наш Ладо в родной своей деревне. Ну, малевал бы еще афиши да вырезал кукол соседским девочкам.
Ладо — первый интеллигент в своей фамилии. Уже не деревенский житель, но еще и не вполне горожанин. Ведь корни его там, в родной деревне. Только питаясь от них, он начинает плодоносить. Его чувство природы еще свежо и остро. Пластика природных форм радует его и волнует. Поэтому вполне естественно, что он скульптор. Ведь первым искусством, достигшим вершин в городском мире, и была скульптура. Но крона нашего героя уже в городе, тянется к высокому небу мирового опыта, культуры. Кстати, все главные герои Эбаноидзе — интеллигенты в первом поколении, располагающиеся — от романа к роману — на шкале градации (деградации) природно-незамутненного начала: скульптор, актер, писатель, журналист. Одна из героинь романа “Ныне отпущаеши...” замечает: “Какая мелкая, какая мерзкая наша профессия... И сколько же мелочного любопытства в человеческой природе, если журналистика обрела такое влияние!” Очевидно, что именно журналистика и есть блудница, увлекшая сегодняшнего Энкиду.
Как видим, писатель зафиксировал ситуацию, типичную для современного мира, независимую от места обитания и политического строя. Всюду на земном шаре город отрывает от деревни ее сыновей и дочерей. Хотя в Советском Союзе процесс урбанизации был наиболее стремительным и наиболее мучительным. “Два месяца в деревне” — именно такова первая половина названия — понадобилось Ладо, чтобы испытать на собственной шкуре одно из самых фундаментальных и болезненных противоречий современности.
Что касается хеппи-энда, заявленного в начале романа, то это отчасти некая уловка, придающая повествованию еще и детективный интерес. С другой стороны, желанная женитьба героя переводит всю историю в некий развлекательно-водевильный ряд и снимает все вопросы. Хотя очевидно, что всерьез женить Ладо на его прелестной модели никак нельзя — это люди разной породы. Но и бросать полюбившегося героя одного в зимнем городе — тоже жестоко. Читатель не простит. Поэтому поневоле приходится сыграть, как говорит мудрый учитель Ладо, некую “травестию невинности” и сделать вид, что возвращение Энкиду возможно. Именно через женитьбу на чистой и юной девушке — противоположности блудницы Шамхат, увлекающей на путь цивилизации. Но Энкиду, возвращенный в первозданность, к своим стадам, уже не Энкиду. Поэтому, сделав вид, что женит героя, писатель был вынужден исключить и древний мифологический мотив.
И все же взрослеющему и социально прозревающему — от романа к роману — герою от судьбы не уйти. Можно утверждать, что в прозе Эбаноидзе мы имеем дело с одним типом героя, опирающимся на психофизиологический фундамент личности автора и всегда находящимся в центре повествования. Очевидно, что произведения писателя носят лирико-эпический характер. (Это подтверждается и его экспрессивным стилем, схватывающим суть характера или пейзажа. Писатель может только заметить, что “туман вдыхает и выдыхает дом на склоне горы”, а у читателя сразу возникает живая картина...)