И вот впервые я усомнился: может быть, в агрессивном невежестве есть своя правда?
Повлияли на меня не столько “Ярость и гордость” Орианы Фаллачи и “Мечеть Парижской Богоматери” Елены Чудиновой, сколько события последних лет: Беслан и Дубровка, взрывы в Москве и Лондоне, 11 сентября, парижские погромы и “карикатурный скандал”. Но более всего повлияла на меня реакция европейских интеллектуалов, упорство (на грани со слепотой), с которым они отрицали этнокультурную подоплеку погромов во Франции. А чего стоит скандал с датскими карикатурами? Как мало было нужно, чтобы самоуверенные защитники свободы слова начали каяться в грехе “неполиткорректности”, едва ли не тягчайшем для нынешнего европейца! Как поспешно французские политики и ученые объявили об исключительно “социальном” характере погромов и приложили немало усилий к тому, чтобы погромщиков оправдать!
Нынешний европеец сильно отличается от современников Киплинга. Он по-прежнему уверен в своем превосходстве над “варварами” (русскими, мусульманами и проч.), но решимости доказывать свое превосходство у него нет. Европейца сковывает страх: вдруг обзовут расистом, и тогда конец карьере, репутация испорчена навсегда. Вторая мировая отозвалась совершенно неожиданно: не только политик, но и ученый должен взвешивать каждую фразу, обдумывать всякую формулировку, чтобы, не дай Бог, не истолковали превратно. “Расист”, “нацист”, “фашист” — эти слова звучат как статьи приговора. Еще недавно такое положение дел меня радовало: выходило, что “прививка против фашизма” действенна до сих пор. Но всякая крайность вредна, палку уже давно перегнули и сломали. Страх нарушить правила политкорректности перекрыл ксенофобию. Лучше всех о нынешнем положении дел, на мой взгляд, сказала все-таки Ориана Фаллачи: “Не дай бог гражданину раздражиться и пробурчать: „Езжайте и пользуйтесь своими правами в ваших собственных странах”. Не дай бог, проходя между товарами, задеть коробку, или плакат, или статуэтку. „Расист, расист!” Не дай бог полицейскому приблизиться к ним и церемонно обратиться: „Мистер Лоточник… пожалуйста, не соизволите ли сдвинуть ваши вещи на дюйм и позволить людям пройти?” Они съедят полицейского заживо. Искусают, как бешеные псы. Самое невинное — оскорбят и проклянут в мать и в отца, в предков и в потомков. Так что флорентийцы держат рты на замке. Флорентийцы, запуганные, отказывающиеся от собственных прав, шантажируемые словом „расист”, и вида не подадут, даже если вы выкрикнете им в лица те слова, которые мой отец во времена фашизма кричал трусам, смирившимся с жестокостью чернорубашечников: „Есть ли в вас хоть капля достоинства, бараны?! Есть ли хоть малость самолюбия, несчастные кролики?””
Но не в одной политкорректности тут дело. Европейцы стали слишком цивилизованными, слишком образованными и слишком… безвольными. В Средние века невежественные крестоносцы, нередко путавшие мусульман с язычниками, были достойными противниками великолепных сельджукских и османских воинов, на равных сражались с ними, не имея еще технического превосходства, которое так поможет их далеким потомкам не только одолеть османский натиск, но и завоевать почти всю Азию и Африку. Британские авантюристы, от Роберта Клайва до Сэсила Родса, как правило, мало интересовались культурой стран, которые они завоевали, но именно эти авантюристы создали самое большое государство за всю историю земного шара. Да, встречались среди колонизаторов и просвещенные люди, подобные Уоррену Гастингсу, первому генерал-губернатору Индии, но на всякое правило существуют свои исключения.
Современный европеец не в пример образованней своих предков, но он развращен современной цивилизацией. Он слишком мягок, слишком благодушен для того, чтобы стать на пути исламских фанатиков.
Жан-Жак Руссо стал известен после того, как выиграл объявленный Дижонской академией конкурс на тему “Влияние наук и искусств на нравы”. Руссо дал неожиданный для человека эпохи Просвещения ответ: развитие наук и искусств влияет на характер народа пагубно. Народ постепенно развращается, теряет способность к самозащите, былая воинственность исчезает без следа, ее сменяет апатия. Науки и искусства превращают самый храбрый и воинственный народ в сообщество сибаритов.