По этому сборнику можно составить достаточно полное представление о том, что такое современный русский верлибр. Есть тут и поэты-минималисты, достигшие в работе со словом максимальной выразительности, — Иван Ахметьев: «я как Микеланджело / чищу картошку / снимаю все лишнее»; Александр Макаров-Кротков: «если / и вышло бы / нечто / что нам / ваши / восторги / разве что / оглянуться / успеть»; Айвенго: «офисный романтик покупает фета / поди угадай что у него на уме». Есть и стихи экспериментальные, например Натальи Азаровой, Полины Андрукович, Михаила Вяткина. Есть поэты, пишущие только верлибром, есть использующие эту форму наряду со многими другими — например Дмитрий Григорьев или Максим Амелин, именно таким образом рассказавший об опыте встречи с реальным воплощением «Лиры стиховедения». В отличие от силлаботоники, задающей четкие параметры стиха, а подчас даже благодаря своеобразной памяти жанра — и тематику стихотворений, верлибр дает гораздо больше возможностей для собственной интонации и поэтического видения. С другой стороны, поэту тут никак не скрыться за наработанными до него формами, он как бы оказывается вынужден сам устанавливать себе правила и ограничения. Отсюда, вероятно, и происходит такое поэтическое разнообразие, которое даже мешает вывести более или менее четкое определение верлибра.
В современной критике охранительного толка до сих пор оспаривается право этой формы стиха быть именно стихом. Наиболее органичной формой русской поэзии считается рифмованная силлаботоника, на самом деле, как известно, имеющая западноевропейское происхождение и перенесенная на нашу почву искусственно в XVIII веке. Народный русский стих использовал совершенно другие формальные средства. И потому, как ни парадоксально, именно верлибр, показывающий, что стихотворение может строиться не только на рифме и привычных пяти размерах (на самом-то деле, по частоте использования — вообще двух размерах — ямбе и хорее), но в основном на аллитерациях, на работе с интонацией, на чисто фонетическом письме или же на смысловых перекличках, заставляет нас переосмыслить традиционные штампы и тем самым возвращает к истокам нашей национальной поэзии.
А к т у а л ь н а я п о э з и я н а П у ш к и н с к о й — 10. Антология. Составители Т. Буковская, В. Мишин, В. Земских. Киев, «Птах», 2009, 276 cтр.
Эта антология стала результатом многолетней работы — в ней собраны произведения поэтов, публиковавшихся в альманахе «АКТ» и выступавших на «АКТуальных чтениях», которые проводятся каждый месяц на Пушкинской — 10 (Санкт-Петербург) Тамарой Буковской и Валерием Мишиным. Антология посвящена Виктору Кривулину, книга которого открывает эту полку. Фактически она, как и альманах «АКТ», продолжает традиции петербургской неофициальной культуры. Вся антология поделена на две части: «EVERГРИН» и «LIVEЛИВ». В первой мемориальной части стихи Михаила Генделева, Геннадия Григорьева, Олега Григорьева, Виктора Кривулина, Бориса Кудрякова, Всеволода Некрасова, Олега Охапкина, Владимира Уфлянда, Алексея Хвостенко и др. Во второй — стихи действующих участников современного литературного процесса, чей вклад в историю русской поэзии второй половины ХХ века очевиден и бесспорен, — это Иван Ахметьев, Николай Байтов, Владлен Гаврильчик, Александр Горнон, Аркадий Драгомощенко, Михаил Еремин, РЫ Никонова, Елена Шварц, Владимир Эрль, а также многие другие. Впрочем, поэтические подборки в обеих частях размещены в алфавитном порядке, что подчеркивает демократичность подхода и доверие к читателю, который сам волен выбрать из предложенного многообразия то, что ему интересно. Уже по именам ясно, что антология включает не только петербургских поэтов, в ней представлены все, кто так или иначе принимал участие в проектах Тамары Буковской и Валерия Мишина, — лишнее подтверждение открытости петербургской культуры, ее готовности к диалогу, к взаимодействию самых разных поэтик.