«— „Роршах” — „Тезею”. Если не можете ответить, пожалуйста… твою мать! <…> Теперь я вижу, что вы там затеяли, суки. Кретины, думаете, мы тут совсем тупые? <…> Уберите эту хрень прямо сейчас, твари, вы меня слышите? Сейчас же. <…> Хотите затеять войну, „Тезей”? Вы об этом мечтаете? Думаете, силенок хватит?
<…>
— А, ну да, — внезапно проговорил „Роршах”. — Теперь понятно. Вы думаете, здесь никого нет, так? Вам какой-то консультант на большом окладе подсказал, что волноваться нечего. <…> Вы решили, что мы всего лишь „китайская комната” — глумился „Роршах”» [20] .
При всей проницательности этого заявления (исследователи действительно решили, что «Роршах» формирует ответы по принципу «китайской комнаты» [21] ) и недвусмысленности угроз, Сарасти велит продолжать операцию «взлома». Он уверен, что, несмотря на всю видимость осмысленного диалога, «Роршах» (вернее, то, что находится внутри него и взаимодействует с «Тезеем») неразумен . Точнее, не обладает сознанием. Иными словами, его ответы не являются ответами, а диалог — диалогом в прямом смысле этого слова; это всего-навсего сложный комплекс инстинктов, бессознательное действие.
Тут немного отвлечемся от «Ложной слепоты».
«Разум», «интеллект» и «сознание» — понятия разные. Соответственно, скажем, в той же неистощимой Википедии разум определяется как «основа синтезирующей творческой деятельности, создающая новые идеи, выходящие за пределы сложившихся систем, дающая способность открывать и целеполагать(способность комбинировать полученные знания и создавать новые знания)». Интеллект — как «способность к целенаправленному осуществлению процесса познания и к эффективному решению проблем, в частности при овладении новым кругом жизненных задач». Сознание — как «способность субъекта соотносить себя с миром, вычленять себя из мира и противопоставлять себя ему». Все эти свойства теоретически могут быть приписаны одному и тому же субъекту, но могут быть разделены. Но именно теоретически — как это происходит на практике и происходит ли, сказать трудно. К тому же сами по себе определения весьма смутные, зависят от школы или установки и, с точки зрения неспециалиста, хотя бы частично перекрывают друг друга, но специалист, психолог или философ, наверняка скажет, что разница есть, и преогромная.
Попробуем разобраться.
Есть модели (в основном сконструированные теми же писателями-фантастами), в которых разум отделен от сознания. В лемовской «Формуле Лимфатера» предложена модель получения организмами или искусственными конструктами знаний неким неэмпирическим путем. Такие существа не обязательно будут разумны в нашем понимании (им это и не требуется, поскольку они заведомо знают «все и сразу»), но действия, производимые ими, будут казаться нам разумными. Другое дело, что эти действия будут совершаться этими гипотетическими существами на уровне инстинкта — автоматической реакции на раздражители. Инстинктивные действия вообще выглядят исключительно целесообразно, а при антропоморфизации, очеловечивании объекта, что вообще присуще людям, — даже разумно. Недаром мы склонны приписывать инстинкту признаки разума — до тех пор, пока изменение окружающей среды не выводит инстинктивные действия, так сказать, на чистую воду [22] .
Парадоксально, но с этой точки зрения существа, обладающие абсолютным знанием (как супермозг у Лема в «Формуле Лимфатера» или боги у Андрея Лазарчука в «Кесаревне Отраде»), априори будут неразумными , точнее, не обладающими сознанием. Им не надо делать выбор на основе неполных данных — они и так обладают оптимальными решениями на все случаи жизни.
Но если не брать в расчет крайние и потому вполне отчетливые случаи, дать определение разуму со всем комплексом вытекающих отсюда этических проблем весьма сложно. Недаром я начала эту статью с душераздирающей истории про гориллу Майкла и его маму. Пойдем дальше — ivanov_petrov , биолог и популяризатор науки, недавно выложил в своем ЖЖ подборку сведений о муравьях. Муравьи, пишет он, «вымакивают жидкость сухими комочками грунта, как губкой — так им удается переносить больше жидкости из, скажем, лужи древесного сока. Некоторые виды сшивают листья, пользуясь собственными личинками как сшивальными автоматами. А с другой стороны, — они обучаются в привычном нам смысле, а привычный нам смысл — это именно доработка инстинкта в соединении с каким-то пустяковым новшеством» [23] ...