“Петр, предавший Христа, покаялся и стал верховным апостолом, а Иуда раскаялся и повесился. Покаяние — это внутреннее изменение человека. Без помощи Божьей оно невозможно. А раскаяние — это всего лишь сожаление по поводу того, что тот или иной твой поступок или совокупность поступков не принесли желанных плодов”.
Дмитрий Ольшанский. В “нулевые” годы “власть впервые полностью отдала людям выбор между добром и злом”. — Информационное агентство Belomorchannel (“Беломорканал”), Северодвинск, 2010, 23 января <http://tv29.ru>.
Ответы на вопросы, заданные в ходе интернет-конференции. “Вообще, я думаю, что у нас сейчас очень много свободы, и эту ситуацию нужно ценить. Нет только свободы прямо влиять на политику, но если прочесть стихотворение Пушкина „Из Пиндемонти”, то там прямо указано его отношение к такого рода проблемам. И мне кажется, что Пушкин был прав”.
“Я не верю в перспективы России как самостоятельного государства. Единственным спасением могла бы стать полная интеграция в западный мир, оформленная как восстановление монархии. Но рассчитывать на это наивно”.
Зорислав Паункович. Беседа с Владимиром Глоцером. — “Зеркало”, Тель-Авив, 2009, № 34 <http://magazines.russ.ru/zerkalo>.
Говорит Владимир Глоцер (май 2007 года): “Первым, кто рассказывал мне о Данииле Хармсе, был Маршак, который привлек в свое время, году в 1927-м, Хармса в детскую литературу. Маршак говорил о нем любовно, я бы сказал даже, с восхищением. Известны его высказывания о Хармсе, из которых напомнил бы его слова в письме к литературоведу Адриану Македонову, продиктованному мне: что это был поэт с абсолютным слухом и какой-то, может быть, подсознательно, классической основой. <...> Маршак ценил „детского” Хармса и не восторгался Хармсом „взрослым”. Он считал, если сказать кратко, стихи Хармса середины 20-х годов (думаю, что других, более поздних, он скорее всего не знал, как и „взрослую” прозу Хармса) этаким литературным штукарством. И полагал, что именно в детской литературе Хармс нашел свой настоящий путь. Я тоже поначалу знал только „детского” Хармса”.
“<…> из-за того, что Хармс-взрослый при жизни не печатался, текстологу не на что было опереться, кроме, очень часто, единственной рукописи. А рукописи требуют особенно пристального вглядыванья и, конечно, понимания почерка Хармса. В нем надо разбираться. Увы, многие публикаторы не умели читать почерк Хармса, искажали слова, пропускали даже целые фразы. У Хармса три буквы в написании очень похожи между собой: к, н, п”.
Причащение Божьим словом... Молитва Юрия Кузнецова. Беседу вел Евгений Богачков. — “Литературная Россия”, 2010, № 1, 15 января; № 2-3, 22 января; № 4, 29 января <http://www.litrossia.ru>.
Говорит поэт и священник Владимир Нежданов: “Был такой покойный поэт, недавно умер, Ляпин Игорь. Он, кстати, к Кузнецову очень так отрицательно относился, завидовал, ревновал. И на редсовете обсуждали какую-то рукопись, рецензентом которой был Ляпин, он ее предложил. А вторая рецензия была кузнецовская — отрицательная резко, он зарубил. Зашел спор об этой рукописи. И Кузнецов говорит: „Да там нет ничего!” (очень резко). А Ляпин встал и говорит Кузнецову: „Да ты сам плохо пишешь!” — дерзнул так. Понимаешь? А тот ему: „Да ты с ума сошел!” Причем это было так сказано! „Ты с ума сошел!!!” — как будто он увидел какое-то чудище (смеется). Это было непередаваемо! „Да ты с ума сошел!” Вот такие наглецы попадались… Но это крайне редко, конечно — „Ты сам плохо пишешь…” — это гениально (смеется)… Да, к сожалению, я и тогда предчувствовал, что надо все это записывать. Потому что столько было всего услышано! Суждений — метких, верных… оценок… Все это очень кратко, емко. И причем без всяких каких-то развитий. Он редко когда какую-то мысль развивал… А так вот, две фразы — и все”.