Именно идея поступательного развития, эволюции, сотворчества в духе человека и Бога оказалась столь неожиданной (избегая более сильных выражений) для догматиков церкви (при этом, как ни парадоксально, оказалась вполне близкой — в силу своего «дарвинистского» потенциала, видимо, — марксистам, что отмечал
отец Александр Мень). Обнаружились и расхождения «по мелочам».
На Западе, как мы помним, критика последовала незамедлительно — Тейяра клеймили как модерниста и чуть ли не как еретика. В 1959 году журнал Папской богословской академии извещал, что Тейяр «ничего не понимает в богословии, что он хаотично втащил естественно-научные формы мышления и понятия в богословие» и тем самым соблазняет верующих.
Православная церковь в данном случае была солидарна с «латинянами» — неразличение Тейяром естественного и сверхъестественного («он исповедовал не творение Богом мира, а созидание мира посредством эволюции» [17] ), концепция взаимоотношений с Богом (Христос эволюции вместо Христа-искупителя) и восприятие первородного греха (оно отсутствует в рефлексии о. Тейяра и, хоть и подспудно, им отрицается [18] ) были неприемлемы для большинства. В только что цитировавшемся реферате православного священнослужителя с ходу говорится о «ереси эволюционизма», и его сродстве с «антихристианскими оккультными сектами», и о том, что корни мысли Тейяра находятся в пантеизме и арианстве.
Тогда как А. Мень — перехожу к сочувственникам Тейяра, которых даже иногда называют «православными эволюционистами», — говорит в том же контексте о Фоме Аквинате, соединявшем науку и религию [19] . Размышляя о том же, Мень не находит никакой крамолы в соединении религии и науки, лишь признает, что для этого нужна «глубокая интуиция единства и высшей цели мира», которую можно найти только в религии, что и присутствовало в мотивациях Тейяра. Находя у Тейяра поразительные переклички как с русской религиозной философией (учение Соловьева о богочеловечестве, Трубецкого о человеке как «друге» Бога и Бердяева о творчестве), так и с православным учением в целом (точка Омега как теозис), отец А. Мень отмечает его «особое откровение о Земле», которое «своим научным синтезом помогает возникающему диалогу между христианами и нехристианами» и вносит лепту в построение «целостного христианского миросозерцания» [20] .
Подводя итоги «русской эпопеи» Тейяра де Шардена, стоит упомянуть еще, что некоторые исследователи находили следы его ноосферических прозрений у И. Ефремова, который «создал теоретическую модель ноосферы» в романах «Туманность Андромеды» и «Час Быка» [21] . Впрочем, разговор о пересечениях идей Тейяра с фантастикой слишком плодотворен («Солярис» Лема — Тарковского как реализация ноосферы, «Космическая Одиссея 2001» С. Кубрика и «Схизматрица» Б. Стерлинга, заканчивающиеся рождением совершенного, не совсем даже антропоморфного человека будущего), чтобы обсуждать его здесь [22] .