Судя по характеру повреждений Матильды, нас явно обстреляли из артиллерии. Ни один гранатомёт или миномёт был не способен нанести броне урон подобного масштаба, если не считать противотанковые системы типа ПТУР или ПЗРК. Что-то просто смяло БТР, как консервную банку, инициировав последующую детонацию боеприпасов и дизельного топлива. Я никогда прежде не видел, как горит броня. Я даже не знал, что такое возможно. Матильду, как и платформу, поглотило сияющее белизной пламя, жар от которого чувствовался на приличном расстоянии. В одночасье мы, хорошо вооружённая и защищённая группа, стараниями какой-то там самообороны превратились в добычу. И, судя по тому, что враг перестал нас обстреливать, они хотели взять нас живьём. Как в подтверждение моей догадки, из-за соседнего здания появилась небольшая группа бойцов в одинаковом камуфляже. Их было человек десять-двенадцать, по крайней мере тех, кого мне удалось заметить. Громкоговоритель снова ожил, и до нас донёсся скрипучий голос самозванного генерала:
— Я вас предупреждал. У вас последняя возможность. Сдайтесь, и вы останетесь живы. В противном случае мы вас всех расхерячим пушкой. Мы знаем, где вы. У вас пять минут. Время пошло.
"Ну раз пошло, не будем терять его без толку," — подумал я и передал гранатомёт Маше.
— Как только они отвлекутся, перебегайте вон к тому дому, — я показал на строение, рядом с которым улеглись бойцы противника. Если у них и есть пушка, то она спрятана там. У вас один заряд, не тратьте его попусту, бейте только по технике. А потом уходите вон к той церквушке, — показал я на небольшую дорожную часовню, стоящую на въезде в посёлок. — Ты, — я указал пальцем на Алину, — и ты, — палец переместился на раненого бойца, — берёте под руки Петра и дуете в укрытие прямо сейчас, ясно?
Маша кивнула сразу. Алина и парень — после короткой паузы.
Не став дожидаться исполнения своего приказа, я спрыгнул обратно на насыпь и опрометью бросился бежать к пыхтящему тягачу. Враг никак не ожидал от меня такой прыти, поэтому пули забарабанили по корпусу локомотива с опозданием, когда я в него запрыгнул. Пригибаясь, я подошёл к кабине и, сняв машину с тормозов, передвинул рычаг скорости вперёд на отметку полного хода. Тягач завибрировал и, дёрнувшись, стал медленно набирать скорость. Мотор тягача работал исправно и так же исправно гнал его на горящую платформу. Удар на большой скорости должен был очистить путь для состава и внести в ряды противника замешательство. Только вот я совсем забыл о пушке. Очередной снаряд попал в корпус локомотива в задней его части, образовав там пробоину солидных размеров. Тягач изрядно тряхнуло, но он даже не замедлил ходу, а вот я, подхваченный взрывной волной, пулей вылетел из открытых дверей и вполне себе по-кошачьи приземлился на все четыре конечности, с тем лишь отличием, что кошке, неведомо как, всегда удаётся удержать равновесие даже на неровной поверхности, а вот мне — не удалось. Я кубарем слетел под откос и непременно бы убился насмерть, напоровшись на металлические штыри приземистого заграждения какого-то технического сооружения, если бы не боец противника, выбежавший из-за его угла. Он, верно, собирался взять меня в плен, да никак не думал, что перед ним появится такая вот образина. Замешкался бедолага всего на мгновение, и это мгновение стало для него роковым. Не в силах остановить падение, я всем телом влетел в солдатика, отбросив того на предназначенные мне прутья.
При жизни он оказался никудышным воякой, но его смерть принесла мне хоть какую-то пользу. Прутья пронзили его насквозь, впившись окровавленными концами мне в спину. Если бы не этот импровизированный буфер, я бы вряд ли выжил.
— Твою мать! — выдохнул я, подавшись вперёд. Для любого человека подобное ранение могло закончиться фатально. Но я отделался лёгким испугом и уймой неприятных ощущений, которые подстегнули меня к ряду негуманных действий в отношении двоих друзей покойного. Выбежав на крик своего товарища, они мгновенно напоролись на два прямых удара кулаком. Послышался характерный хруст сломанных челюстей, и оба, как подкошенные, повалились мне под ноги. Добивать их я не стал — не было ни времени, ни желания. Вместо этого я бросился бежать вдоль насыпи в сторону предполагаемой батареи противника. Локомотив тем временем на солидной скорости врезался в горящую платформу, разметав баррикаду из тел, словно боулинговый шар сюрреалистические кегли. Платформа вместе с телами взлетела в воздух, на мгновение затмив собой горизонт, а потом медленно, с жутким скрежетом, сошла с колеи и покатилась под откос, увлекая за собой вспыхнувший ярким пламенем тягач.