Наш состав был снова на ходу. Пётр с Вениамином подцепили к нему новый локомотив, и мы немедля двинулись в дорогу. Я сидел в нашем купе, окружённый своими детьми и любимой женой, благодаря в очередной раз Провидению за то, что мне удалось их отыскать. Марк без устали рассказывал о своих недавних приключениях: как он охотился с Антоном и остальными взрослыми на зайца, который случайно выбежал из леса и тут же в нём скрылся, о том, какая клёвая всё-таки Пташка, которая с ним дружит, и какая бяка Алина, которая его постоянно ругает. Та сердито на него фыркала, Кристина пыталась уладить спор, а я сидел на кровати и молча наблюдал за теми, ради которых мне стоило жить и за эту жизнь бороться.
В дверь постучали.
— Это Павел, можно?
— Папа! — крикнул Марк, подбегая к дверям. — Дядя Колобок пришёл!
— Марк! — прикрикнула Кристина на сына, дёрнув его за рукав толстовки. — Перестань его так называть!
— Чего, ма!
— Нельзя так, сынок, — поддержал я жену без энтузиазма. — Заходи!
Двери открылись, и на пороге появились Колобок с Машей. Лицо девушки было осунувшимся и уставшим.
— Привет! — воскликнула Алина, вскакивая на ноги. — Садись сюда.
— Здравствуй! — ответила она дочери приветливо. — А мы тут решили зайти к вам в гости.
— И не с пустыми руками! — важно провозгласил Колобок, вытаскивая из-за спины бутылку вина и невесть откуда взявшуюся большую плитку настоящего бельгийского шоколада с целыми зёрнами миндаля.
— Ого! — сказала Кристина, принимая лакомство. — Откуда добро-то такое?
— Я тоже хочу, мам! Мне тоже добро!
— Да успокойся ты! — прикрикнула на него Алина.
— Пап!
— Оба уймитесь! — беззлобно гаркнул я и подался вперёд, принимая из рук Колобка бутылку.
Маша присела на край постели и оперлась о стену. Было видно, что переход в наше купе ей дался нелегко.
— Я рад, что тебе полегчало, — сказал я ей.
— За это и выпьем! — провозгласил Колобок, отобрал у меня бутылку, словно боялся, что я припрячу подарок, и быстро, а главное — умело её откупорил. — Позвольте.
Разлив бурое содержимое в пластиковые стаканчики, он аккуратно поднял свой, облизнулся, вдохнул аромат, медленно, одними губами, набрал в рот глоточек вина и, смешно выпятив губы, громко засёрбал. Мы хором расхохотались и подняли свои бокалы вверх.
— За твоё выздоровление, Маша! — сказал я, чокаясь с ней и со всеми остальными.
— Даже не думай! — прикрикнула жена на сына, видя, как он схватил со стола стаканчик, куда Колобок плеснул на самое донышко.
— Ну почему, мам! Алине можно, а мне нет!
— Мал ещё!
Марк обиженно поставил стаканчик на стол, и было видно, что он едва сдерживается, чтобы не заплакать от такой несправедливости. Мы не выдержали и снова засмеялись.
— Кристиночка! А знаете ли вы, что именно вы сейчас держите в руках? — спросил Колобок, хитро прищурившись.
— Вино? — предположила она.
— Вино?! Нет-нет-нет, милочка! Это не вино. Это — произведение искусства! — Он поднёс к её глазам бутылку, и Кристина прочитала вслух:
— Cheval Blanc. St-Emilion.
— Именно! 1947 год! — восхищённо воскликнул Колобок.
Мы переглянулись. В вине, судя по всему, никто из нас не разбирался.
— Ну вы что, народ! — обиделся Колобок.
— Извини, Паш, мы хоть и городские, но с винным образованием у нас туго, — сказала Кристина и понюхала содержимое стаканчика. — Но пахнет…
— Кислятиной, — закончила за мать Алина.
— Ладно, иначе, — сказал вконец расстроенный Колобок. — Эта кислятина стоит приблизительно сто сорок тысяч долларов. — Он откинулся на кровати и, глубоко вдохнув аромат напитка, самую малость пригубил из стаканчика, смешно вытянул губы и, переливая глоток во рту из стороны в сторону, стал часто ими причмокивать.
Выглядел он в эту минуту так комично, что наше купе взорвалось от хохота. Наш смех был столь заразителен, что обидевшийся было Колобок, выплеснув изо рта недопитый глоток на майку, тоже расхохотался. Мы смеялись неудержимо, выплёскивая из себя стресс и напряжение минувших дней. Настроение поднялось, и мы выпили. Кислятина, она и в дорогой бутылке кислятина. Но у нас была плитка шоколада. И она всё поправила. Больше всего вино понравилось Марку, который, воспользовавшись общим весельем, быстро отправил содержимое своего стаканчика в рот, справедливо полагая, что нечего даром пропадать такому дорогому напитку. Ругать его Кристина не стала, а я и подавно. Времена настали другие, жизнь в корне изменилась, так зачем судорожно держаться за старое?