Он повёл носом и голодными глазами уставился на труп.
— А, вон оно как, мертвечинки захотелось? — спросил я беззлобно.
Пёс зарычал, усмотрев во мне конкурента.
— Слушай, псина, а может, ещё одну консерву? Здоровее будешь, — предложил я ему.
Он облизнулся и сделал неуверенный шаг в комнату. Я снял с себя рюкзак, вытащил баночку сайры в масле, открыл её и положил перед собой.
— На, псина, ешь, — предложил я и остался стоять на месте.
Пёс снова зарычал, но уже не столь грозно. Он был голоден и наверняка всё это время питался падалью или тем, что сумел найти в близлежащих домах. Ну а в этот дом он попасть не сумел по причине закрытых дверей. Но почему труп не сожрали твари, я не знал. Видимо, основная их часть сконцентрировалась вокруг продуктового склада и фабрики, куда наверняка часто наведывались выжившие, решившие разжиться оружием. Угерский Брод славился своим оружейным предприятием на всю республику, и поэтому не мудрено, что мысль обчистить оружейные склады пришла не только нам. Своеобразная и очень действенная ловушка для людей. Теперь же склад сгорел, а фабрику мы зачистили полностью. Это объясняло, почему я до сих пор не встретил в городе ни одну тварь. Но я не питал иллюзий по поводу безопасности. Сомнений быть не могло — они здесь до сих пор водились в избытке. Я чувствовал их запах, я слышал звуки, которыми они между собой общались. И пёс их чувствовал и слышал не хуже меня. Весь его настороженный вид говорил об этом. И тем не менее голод был сильнее чувства самосохранения. Пёс пригнул голову и осторожно подошёл к консерве. Понюхал, поднял голову и посмотрел на меня.
— Знаю, знаю, говно страшное, но поверь — это намного лучше того, на что ты зарился минутой ранее.
Он, словно поняв мои слова, посмотрел в сторону трупа, чихнул и снова наклонился к консервной банке. Послышались чавканье и звук елозящей по полу жестяной банки. Пёс вмиг проглотил угощение и, облизав с пола остатки, довольно вильнул хвостом. Я осторожно присел, положив винтовку на изгиб левой руки, и протянул к нему правую руку ладонью вверх. Он тут же зарычал, предостерегая меня о возможном конфликте, но с места не отошёл — уже прогресс.
— Ну и чёрт с тобой! — сказал я, поднимаясь.
Больше я не намерен был тратить на него своё драгоценное время. Осмотревшись в зале, я поднялся по скрипучим деревянным ступенькам на второй этаж и заглянул в каждую комнату, в одной из которых нашёл труп женщины, лежащей в постели. Она была бережно укрыта одеялом, а рядом, на столике, стояла ваза с засохшими цветами. Поняв, что сын бы ни за что не выбрал в качестве убежища этот мавзолей, я его покинул. Пёс следовал за мной по пятам, обнюхивая каждый уголок дома и изредка тихо ворча, когда где-нибудь вдалеке раздавался вой или стрекотание тварей.
— Что, не любишь их? — спросил я его, когда мы вышли на улицу. — Вот и я не люблю.
Я не знал, что мне делать, где искать сына. Грудь сжималась от тревоги. Я был близок к панике.
— Возьми себя в руки! — сквозь зубы произнёс я и быстрым шагом пошёл вдоль домов, уже не пытаясь скрываться.
Пёс шёл за мной на изрядном расстоянии, явно опасаясь моего суицидального поведения.
— Марк! — крикнул я в отчаянии, понимая, что если сын где-нибудь затаился, я могу попросту пройти рядом и не заметить его. — Марк, сынок! Ты где?
Где-то вдалеке послышался рёв. Меня услышали. Времени оставалось с гулькин нос, и я побежал, не переставая выкрикивать имя сына.
Пёс куда-то делся, и я снова остался один. Преследователи были далеко, и я, заметив ещё один сохранивший целостность дом, выбил закрытые входные двери ногой и вошёл внутрь.
— Марк! — крикнул я, стоя в богато обставленной гостиной.
Если бы он был здесь, то непременно бы отозвался. Но этого не произошло, и я сделал шаг обратно в сторону длинного холла, откуда только что вошёл в гостиную. Будь я просто человеком, я бы ни за что не услышал тихую поступь, заглушённую ковровой дорожкой. Но мой чуткий, звериный слух уловил её. Это был не пёс, слишком тяжёлыми были шаги на слух. Вынув из ножен свой нож, я одним прыжком преодолел разделяющее меня от дверного проёма расстояние и, зарычав, кинулся на врага.
— Стой! Это я! — крикнул женский голос, когда лезвие, очертив дугу, ударило о что-то железное и съехало в сторону, пробив гипсокартонную стену.
Удар, пришедшийся по корпусу подставленной винтовки, отбросил худенькое тело Кристины в конец коридора, где она свернулась калачиком и тихо застонала.
— Кристина? — ошарашенно воскликнул я и подбежал к жене. — Ты как? Ты что тут делаешь?