— Что, псина? — спросил я его, настораживаясь. — Чуешь беду?
Мотор был покладистым псом и обычно вёл себя спокойно. Но если вдруг его что-то настораживало, нужно было быть начеку. У него на то всегда были объективные причины. Чутьё до сих пор ни разу его не подвело.
Аделаида погладила пса и посмотрела на меня.
— Он чувствует людей.
— Людей?
— Да, он всегда так себя ведёт, когда чувствует людей.
Я остановил машину и, натянув на глаза бейсболку, приготовил винтовку.
— Пригнитесь, — приказал я детям, и те тут же спрятались за сиденьем.
Я снова нажал на педаль газа и медленно повёл машину по дороге к низкому деревянному забору. Все окна большого двухэтажного особняка в стиле деревенского барокко, по крайней мере те, которые мы могли разглядеть, были обиты металлическими листами, достаточно прочными, чтобы выдержать любую попытку тварей пробиться внутрь.
— Может, объедем, ну его в баню, — спросила Кристина, сжимая в руках своё оружие.
— Нет, нам всем нужно отдохнуть. А это — идеальное место.
— Но...
— Крист, у нас нет выбора.
— Сделай это для меня, пожалуйста. Давай просто уедем отсюда.
Я с сожалением посмотрел на ворота и хотел было нажать на педаль газа, как вдруг ворота качнулись и поползли в сторону.
— Поезжай, Макс, поезжай! — закричала Кристина, приложив к плечу приклад своей винтовки.
Но было уже поздно. Из ворот, шипя и рыча, выехал самый настоящий БТР и перегородил нам дорогу.
Из ворот, шипя и рыча, выехал самый настоящий БТР и перегородил нам дорогу. Его тридцатимиллиметровая пушка смотрела мне прямо в лицо, а из сопел моторов вырывались клубы дизельных испарений. Воевать против брони было бессмысленно, да и чем? Своей пукалкой? Я открыл двери и, положив винтовку на сиденье, вышел наружу.
— Эй, броня, в машине дети! — крикнул я, стараясь спрятать своё лицо под длинным козырьком кепки. — Нихт шиссен!!!
Я понятия не имел, почему у меня вырвалась эта крылатая фраза из детских игр в войнушки, но именно она, как я понял позже, и подействовала. Верхний люк бронетранспортёра откинулся, и из него показался человек, одетый в камуфляж неизвестной мне раскраски. Он целился в меня из короткого автомата HK MP5.
— Wer bist du und wohin gehst du? — прокричал он, нервно осматриваясь по сторонам.
Немецкий язык я узнал сразу, но так как им я сроду не владел, я развёл руками и прокричал в ответ:
— Nicht verstehen. Do you speak English?
Он нахмурился, но кивнул. Ему могло быть лет сорок-сорок пять. Лоб его был испещрён глубокими морщинами, на лице застыло настороженное выражение, а из-под натовского шлема торчали светлые волосы. Для общего вида бравого солдата ему не хватало лишь раскуренной сигареты в зубах и закатанных рукавов. Я поднял руки вверх в примирительном жесте и прокричал:
— We are coming with peace. Children aboard! Don’t shoot us!
— Who are you? What do you do here?
— Me and my family. We try to escape from this hell. We try to survive. Nothing more. Who are you?
Мужчина украдкой глянул в сторону усадьбы и что-то тихо сказал кому-то внутри машины. Дождавшись ответа, он кивнул и прокричал:
— Get out of the car! All of you!
— We can’t, — покачал я головой. — My child is sick.
Мужчина растерялся и снова повернул голову в сторону усадьбы.
— Look... — начал было я, как вдруг из ворот появилась ещё одна фигура в точно таком же камуфляже, с штурмовой винтовкой AR-15, укомплектованной по самым высоким стандартам войск специального назначения. Рослый парень лет тридцати пяти, также как и его товарищ, был гладко выбрит. Чистый камуфляж сидел на нём как влитой, а высокие чёрные ботинки на шнуровке были начищены до блеска.
— Tschechische? — спросил он ясным голосом.
— Ja, ich bin, — ответил я ещё одной завалявшейся в памяти немецкой фразой.
— Sprechen sie deutsch?
— Да нет же, сказано не шпрехен, — сказал я, начиная злиться. — Tschechische, russische и даже English, но никак не Deutsch!
— Englisch.
— Чего? — не понял я.
— Правильно произносится Englisch, — ответил солдат на чистом русском и направил ствол своей винтовки в землю.
Не знаю, удалось ли мне сразу скрыть своё изумление, но я быстро взял себя в руки и улыбнулся.
— Спасибо, учту. Вы, верно, такой же немец, как я чех.