- Завёл ты нас, кудесник, - вздохнул Вишена. - Вон Икмар с Ейфаром говорили, что тебя надо убить. Что ты виноват. Ты завёл в западню. Обманул.
- В Константинополе, то есть в Миклгарде, есть в хлебных амбарах такие деревянные пластины, на них железные спирали с крюком. - Рагдай посуровел. - В середине мясо барана, что так нравится крысам. Крыса тронет приманку, крюк бьёт, и крыса умирает. Крысоловка называется.
- Ну и что? - вызывающе спросил Эйнар.
- Вы меня утомили. Варвары. Ты, конунг Вишена Стреблянин, привёл свою дружину в крысоловку. А в крысоловке нет даже мяса, - отчеканил так, чтобы всем было хорошо слышно. - Вы все тут умрёте, и Геннглан по норманнски не рассеет ваш прах по Ранрикии.
Некоторое время все ошарашенно молчали. Наконец Эйнар вскочил, растопырив руки, как птица, готовая взлететь, резко поднялись Ейфар, Свивельд, подскочил Ладри, и слепой Торн поднял руку, желая говорить.
- Чего вы разозлились, воины? - Слова Рагдая раскатывались, как железные шары метательных машин. - Ваше счастье войти в Валгаллу с обнажёнными мечами в руках и пировать у Одина. Идите, кто нибудь потом сложит сагу о последнем бое дружины из Страйборга.
Ейфар нагнулся и поднял из под ног копьё:
- Это не конунг, это кудесник завёл нас на погибель, клянусь Тором.
- Вишена берсерк, воин, которого хранят боги! - отчаянно закричал Ладри. От его крика франки зашевелились, а из под полога шатра появилась голова Ацура. - Вишена убил Гуттбранна и Остара и вернул золото дочерям Гердрика Славного, он победил духов гор и леса в Тёмной Земле, сломил озёрных ётов, воскрес из мёртвых.
- И вы ему верите? - почти с издёвкой спросил Рагдай.
- Да, - прогудели варяги. - Верим.
- Ещё недавно отцы ваших отцов убивали друг друга, кто когда хотел, без всякого тинга и лагманов, а умерших просто кидали в море или лес, ели дохлую рыбу, выброшенную приливом, и коренья, а ещё убивали и ели глаза остроглавых, чтоб лучше видеть, и руки силачей, чтоб стать как они, - презрительно заговорил Рагдай. - Боги дали вам рейнские мечи, ромейские корабельные гвозди, доски для ладей, а иудеи научили вас выбирать путь по Путеводной звезде. Как могли ваши боги позволить безбожному кудеснику завести вас в ловушку?
- Боги были заняты войной с ванами, - нашёлся Эйнар, и многие облегчённо вздохнули.
- Ты смертельно оскорбил нас, Рагдай, - сквозь зубы сказал Вишена. На его щеках выступили красные пятна.
- Разреши, конунг, я проткну его! - выкрикнул Ейфар, потрясая копьём.
На ногах были уже и бурундеи и дедичи. Стребляне, разбудив Орю, придвинулись к варягам. Полтески перестали гонять по кругу своих коней. Быстро расталкивая дедичей, подошёл Ацур, за ним Стовов, громадный, в пурпурном плаще поверх брони, Полукорм, Семик, Струинь и старшие мечники. Рагдай и Вишена встали друг против друга, на расстоянии вытянутой руки. В нарастающем гомоне и ропоте они говорили обидные, жестокие слова о походе, о том, кто больше виноват, кто кого слушал и не слушал, почему перешли Исполиновы кручи, без того чтоб все сначала выведать. Не ясно как, но сначала Стовов, потом Оря, потом другие, поочерёдно, затем вразнобой и, наконец, одновременно заговорили все: стребляне говорили, что дедичи надсмехаются над их священными танцами в честь Матери Рыси, а бурундеев презирают за неумение ездить на лошадях, что уговаривались с князем идти на Одру и вернуться не позднее начала червеня, чтоб до сеногнойников собрать овёс, а теперь и к концу зарева не поспеть, и зверя или борть добыть некому. Бурундеи напоминали о предстоящем гневе из за гибели Водополка Тёмного и потере трёх ладей. Дедичи кричали, что полтески околдовали их князя и тот перестал верить даже старшим мечникам, а все остальные без должного почтения относятся к покорителям Тёмной Земли и победителям ругов при Игочеве. Варяги обзывали дедичей хвастунами и говорили, что, не замани Рагдай со Стововом их в этот поход, они взяли бы много золота и хороших рабов на островах бриттов. Вспоминали и понимали все. Только про полтесков никто ничего не говорил, и они молчали, изумлённые, выставляя свои плечи между самыми разгорячёнными крикунами, оттирая и удерживая их за пояса. Уже Свивельд, дыша мухоморным отваром, толкал в грудь Семика; Оря, оскалившись, тряс за ворот молодого бурундея, а Ацур, протиснувшись к Ладри, тащил его прочь из всё уплотняющейся и уплотняющейся толпы. Мальчик сопротивлялся, цепляясь за каждого. Когда солнечный жар, усталость, голод, тоска, страх перестали иметь власть над почти сотней людей между лесом, холмами и городом шатров, Рагдай, так и не ответивший на вопрос Крепа, зачем он всё это сделал, поднял вверх руки, и всем показалось, что пальцы его стали выше значков на бурундейских копьях, а сам кудесник стал на голову выше Ацура.
- Слушайте меня! - Голос Рагдая был густ, как звук рога.
Хотел ли синеглазый Ейфар действительно пробить грудь Рагдая копьём, желали ли действительно, как только что кричали, дедичи расчленять стреблян, как четыре года назад при взятии Дорогобужа, собирались ли варяги оставить поход и воинство Стовова или нет, но вдруг стихли оскорбления, разжались пальцы и воины отпрянули друг от друга. Креп и Ацур, от которого Ладри уполз между ногами стоящих, подняли на свои плечи Рагдая, и тот, оглядев свирепые, оскаленные лица соратников, раскрыл ладони вверх, словно ожидая, что в них упадёт с неба нечто, и сказал на склавенском:
- Слушайте меня, во имя всех богов, дети Каменной Ладоги, Ранрикии, Тёмной Земли и Бурундейского леса! Берзозоль, травень, изок - три месяца появились и исчезли, как мы вместе идём для того, чтоб добыть славу и богатство. Боги хранили нас в бурю в Данском проливе, оберегли от фризского яда, чёрной немочи, аварских ножей и франконских ангонов. Боги принесли золото Суй из долины Маницы сюда. Оно тут. Рядом. Нужно только протянуть руку и взять его.
Рагдай сжал кулаки: воины завертели головой, озираясь, будто можно было увидеть благородный блеск в пыльной траве, листве, дерюге шатров, лошадиных гривах.
- Настало время открыть всем причину похода. Золото. Много золота. Больше, чем было на всех ваших землях вместе от начала времён. - Рагдай сложил руки на груди. - Боги сделали так, что только мы, среди племён, кипящих в этом котле, знаем о нём. Вся франконская и аварская сила слепа и глуха. Они ищут своё, мы ищем и найдём своё. Каждая дружина: дедичи, стребляне, бурундеи, полтески, варяги - получит равную часть после того, как Стовов возьмёт десятую часть, и каждая дружина поделит её, как велят вожди! - Последние слова Рагдай уже прокричал.
Воинство на мгновение застыло и разразилось бешеным рёвом:
- А а а а! Стовов и Совня! Стовов и Совня! Рысь! Рысь! Водополк и Воля! Коршуг!
Только варяги не кричали свой клич, а яростно возмущались, напрягая жилы на шеях, что их часть пятая от всего и только потом Стовов должен брать десятину. Потом полтески стали бить древком о древко, рукоятями по щитам, Струинь, надсаживаясь, задул в рог, и, стараясь перебить его, поднял рог Свивельд, застучали стреблянские бубны. К этому грохоту и рёву добавилось ржание и топтание растревоженных коней, мычание волов, впряжённых в возы, присланные Дагобером, и эхо...
Над лесом, между чёрными дымами, - видимо, франки начали жечь своих мертвецов, - поднялись стаи воронов. Аквитанцы, побуждаемые всадником с перьями на ромейском шлеме, вяло поднимались, лезли на коней, строились вдоль леса. Город шатров онемел. Может, это только казалось оглушённым собственными криками воинам, а может, и впрямь стихли вопли пытаемых, удары по наковальням, хмельные песни, свирели, лютни, лай собак, утиное гоготанье, гул сотен копыт и лязг железных 'змей' - колонн воинов, вползающих и выползающих в город из окружающих холмов, перелесков, оврагов.
Рагдай улыбался. Колебался раскалённый воздух над головами воинства Стовова, словно под ними было пламя. Рядом на руках, посиневшие от натуги, старшие мечники подняли Стовова. Пропылённый, вылинявший пурпурный плащ князя то обнимал, то воспарял над его мощным телом. Когда Рагдая опускали на землю, он уже заметил двух всадников, неистово бьющих плетьми по бокам своих коней, несущихся вместе с клубами пыли и комьями вывороченного дёрна к шатру Стовова. Эти два всадника вылетели из за шатров франков, как камни из пращи, и было ясно, что они так разогнали коней ещё в середине города, сшибая зазевавшихся, давя клети с курами, разбрызгивая лужи нечистот. Отмахнувшись от Крепа, повторяющего вопрос, почему кудесник сделал всё это, Рагдай поглядел вверх: безжалостное солнце прошло две трети своей дуги от Карапат до Рудных гор, подставленная ему кожа щёк теперь не горела от жара, хотя воздух ещё был жгучим. Обесцвеченное, едва голубоватое небо покрывалось прозрачными обрывками облаков. Эти облака, похожие на лебединые перья, длинные и узкие, сходились клином на запад, к Рудным горам, к ослепительному солнцу. Поперёк них в небо упирались чёрные дымы франкских погребальных костров. Ломонос и Тороп измождённо сели на землю. Опередив князя, к Рагдаю протолкался Вишена. Отстранил удовлетворённо улыбающегося Ацура: