- Давайте щит, - сказал Тороп. Перед Стововом появились четверо старших мечников, как котёл держащие иссечённый пурпурный щит с чёрной медвежьей головой.
- Ставь ногу, князь, - прогнусавил Полукорм.
- Рот закрой, - буркнул Стовов. - Насмотрелись франконских обычаев. Тоже выдумали - целоваться в губы со всеми, кто по знати подходит, распорись живот... - Он взгромоздился на щит, ухватившись за гриву Ломоноса, и был поднят и поставлен на плечи. Оказавшись неожиданно высоко, Стовов некоторое время балансировал, скрипя зубами, с трудом удерживаясь от желания раскинуть руки для равновесия. Наконец он застыл изваянием. Белый шёлк светился, как натёртая кость. Блистал пояс, перстни, гривна на шее, раскачивался меч, как кормило за ладьёй. Он смотрел на стреблян. Те же, почти те же, что и в месяц берзозоль, на высоком берегу Вожны, у Моста Русалок, где Вожна впадает в Стоход, где до срока вскрылся лёд, где Часлав, где смуглолицая Рагна, где в семи днях пути Каменная Ладога, где его стол, где жена его Бела, дочь умершего народа, жившего в Тёмной Земле ещё до того, как туда пришли стребляне, прогнавшие ругов, а потом дедичей. Стовов вдруг отчётливо её увидел, словно наяву, там, над стреблянами: Бела вышла из ямы, которую велела, на диво всем, устроить в полу терема. Выложена та яма была плоскими камнями и заполнена подогретой водой. Выше других на голову, широкая в плечах, груди как поросячьи крестцы; её голова казалась небольшой из за крупного тела и оттого, что золотые волосы были мокрыми и плотно прижимались к лицу и плечам. А на лице огромные глаза, меняющие цвет, как небо: голубые, синие, серые, стальные. Кожа её нежна на ощупь, как лебединое перо. Бела... Она прошла сквозь него, с ямочками в уголках губ.
Когда отгуляла в груди волна сладкой боли, тоски, тепла и дрожи, Стовов изрёк:
- Слушайте меня, стребляне! Я обещал всем вернуться в Тёмную Землю к концу месяца. Теперь уже червень. Идти назад, через моравов к ладьям, потом вниз по Одре в Янтарное море, потом вверх по рекам в Стоход долго. Там за горами, у ладей остались наши други, идите к ним. Идите с ними в Тёмную Землю. В Стовград. Скажите им, что мы живы и вернёмся позже просинца!
Стовов умолк.
- Просинца? - За его спиной воины заколыхались, стали загибать пальцы. Где то за болотом, за ручьём очнулась кукушка. Гулко отсчитала месяцы. Ошиблась. Начала вновь.
- Там... - Вскинув руки, Стовов Багрянородец постучал по воздуху указательным пальцем: - Там... Так хотят боги.
Все некоторое время смотрели в дымку между красными стволами, сквозь дым франкских костров и свет солнца. Было слышно, как сыпется кора из под беличьих лап, как свистит дыхание в груди спящего Хилка и вздыхает в кронах ветер.
- Опускайте меня. - Князь упёр кулаки в пояс.
Его опустили на землю.
- Скажи им про уговор, - угрюмо сказал Тороп.
- Пусть Семик говорит, - с трудом вымолвил Стовов. - Рагдай где? Ещё не вернулся? Не убит ли он? Ну давай, говори...
Семик, стряхнув с бороды несуществующие крошки, сделал шаг вперёд:
- Князь говорит, чтоб в Стовграде, Просуни и Буйце была тишь. Чтоб умыслов не было. Ловите зверьё, колите рыбу, режьте колосья, снимайте борти. Чтоб вира за год к просинцу была, как прежде. Виру за проход по Стоходу берите отныне себе. Половину. Так хочет Багрянородец. Всегда. Если будет весть, что руги подошли к Каменной Ладоге, идите как один на помощь Беле и Чаславу. Да хранит вас Велес! - Мечник развёл ладони.
- Стовов и Совня! Рысь! Рысь! - сдержанно отозвались стребляне.
- Вы уйдёте без Ори, - сказал Семик так, как если бы объявил ругам с Лисьего брода, что они, руги, теперь не смеют собирать дань с черемиси, что дедичи теперь берут эту дань. - Оря останется с нами. Если вы встанете против Белы, Оря умрёт.
- Понятно, клянусь Одином, - сказал Вишена, выступая из толпы. - Волк без головы что бревно.
- Если только этот волк не окажется Локки, - отозвался Фарлаф.
- А всё же, где Рагдай? - Вишена огляделся, стребляне, сдвинувшись с места, окружили Орю. Только шапка его торчала над ними.
Кумаха ходит, дежень пьют,
у Алатыря сети ткут.
Земняк, Шелоник, Северняк.
Да дуют, дуют да!
Да дуют, дуют да!
Они почти ревели. Вверх поднялись руки, копья, топоры, ножи, обереги. Присвист, шелест, топот. Внутри толпы, как большое сердце, колотил бубен:
Да дуют, дуют да!
Да дуют, дуют да!
- Это что? - за спиной Вишены оказался Эйнар.
- Прощаются с Орей. - Конунг потёр глаза. - А Рагдая не видел?
- С Кропом он ходил между деревьями, - тряхнул кудрями Эйнар. - Чует он нас, кудесник этот проклятый. Сразу дичится. Отходит. Наверное, чтоб смрад наш не мешал ветер нюхать. Клянусь золотыми головами Сив. Хорн говорит, нам тоже нужно идти к своей ладье. Вернуться.
В разговор вмешался Фарлаф:
- В Швабии чума. Пропадем все. Да и ладью жаль.
- С ладьей остался Гельд, - успокоил его Вишена. - С ним пятеро. Если мы не вернемся до листопада, они спустят нашу Реггинлейв к Швангану. Соберут сброд на вёсла и уйдут в Ранрикию. Место мы знаем все. Там и найдём свою драконью башку.
- Страйборг? - спросил Фарлаф.
- Страйборг, - кивнул Вишена.
- Конечно, Страйборг. - Эйнар ухмыльнулся, закатывая глаза в небо. - Там ведь Хельга.
- Я тебе бороду выдеру, - сощурился Вишена. - Я женюсь на Маргит из By.
- Конечно, как Орёл на богине Идун, - не удержался Эйнар и заранее стал пятиться. - Не буду, не буду, клянусь ожерельем Одина.
- Иди, иди, скальд, расскажи конскому навозу свою сагу про то, как в By на пиру у Гатеуса кудесник превращался в медведя, а Стовов бился с драконом, - прошипел, щурясь, конунг, затем раздражённо топнул ногой: - Ветер дует... Рагдай где?
Стребляне кончили хороводить. Умолкли. Оря негромко прощался с ними. Стовов в окружении старших мечников пошёл к ручью. Хитрок отозвал полтесков в сторону. Остальные расселись между кочками. Ацур что то настойчиво внушал Ладри. Мальчик понуро кивал, чихая и утирая пальцами распухший нос. Двое гологрудых франков, с синими квадратами на плечах и руках, били по воде палками, окатывая друг друга с ног до головы. Третий, увёртываясь от брызг, тыкал в дно. Замешкавшись среди ног, плеч, рук расходящихся берендеев и дедичей, Эйнар всё таки получил от Вишены лёгкий толчок в спину.
- Скальд, ветер дует.
- Сначала расплатись за выбитый глаз Акары, - мстительно заметил Эйнар. - Верно, Ацур?
- ... завтра уже не будет больно Ладри. Только не растирай. - Ацур снял руки с плеч мальчика и поднял глаза на Эйнара: - Что? Глаза щиплет?
- Твои мысли далеко, Ацур. Вернись к нам. - Эйнар, проходя, потрепал Ладри по макушке, тот недовольно отстранился и прошипел:
- Держи руки за поясом!
- Смотрите, цыплёнок заговорил. - Эйнар резко остановился, Вишена уткнулся в его затылок, буркнул что то и встал рядом.
- Не трогай его, Эйнар. Он не собака, чтоб чесать ему ухо. - Ацур выпятил подбородок, отчего рыжая борода встала торчком.
- А кто же он, скажи, во имя Торира? - Эйнар изобразил удивление.
- Я викинг. - Ладри гордо задрал исцарапанный нос.
- Утри сопли. Ты пока сын Бертила, сбежавший от порки, - сказал Вишена, утягивая за рукав Эйнара, уже готового, судя по отставленной ноге и скрещённым на груди рукам, к длительной перепалке. - Оставь их.
Эйнар, уходя, несколько раз обернулся, ехидно улыбаясь.
- Когда твой отец откажется от тебя, ты станешь настоящим викингом, - успокаивающе пробасил Ацур. - Даже если он потребует выкуп, я заплачу.
- Я не вернусь в By. - Голос мальчика дрогнул. - Не вернусь...
- Клянусь Одином, когда нибудь ты вернёшься, - торжественно сказал Ацур.
- У тебя будет золото и слава. Вернёшься конунгом. Ладри из By. Разящий молот.
Обойдя томящихся ожиданием и упряжью стреблянских лошадей, стараясь не наступать в навоз, Вишена и Эйнар миновали угасающий костёр, окружённый обглоданными костями, горку из сизых кишок и конской головы, кишащую мухами, красное пятно земляничной россыпи и оказались на берегу ручья. Здесь не было слышно франкского говора, стреблянских бормотаний и конского притопывания. Над головой стучал дятел. Изредка откликалась кукушка. Ручей здесь огибал замшелый валун - чёрную громаду среди бурой гальки, тонущей в песке.