- Это как Журчащий Крап, клянусь Фригг, - сказал Вишена, вдохнул и выдохнул смолистый воздух. - Как три лета назад.
- В Тёмной Земле? - Эйнар всё ещё поглядывал через плечо на то, как Ацур и Ладри оживлённо общаются и смеются. - Ацур - настоящий берсерк. Как он свалил этого здоровенного франка под дубом, как Один, поражающий Трюма великана... Да...
Эйнар ещё раз посмотрел на мальчика и воина.
- У Ацура, верно, два десятка детей от Гетланда до Миклгарда. Отчего он так привязался к этому радрику?
- Не знаю... - Вишена загадочно улыбнулся, тоже кинул взгляд на Ацура и Ладри и предался воспоминаниям. - Да... Помнишь, Эйнар, славные времена? Когда у нас на плечах лежало золото Гердрика. Помнишь игру в отгадки, когда шли вниз по Стоходу, в Урочище Стуга, к Матери Матерей? Тогда ещё вирник сказал загадку: мать толста, дочь красна, сын храбёр, под небеса ушёл. Костёр, огонь и дым. Красиво. - Вишена вскинул руки над головой. - Верно?
- Верно что? - Эйнар удивлённо уставился на конунга, затем, уловив движение справа, повернул голову туда: - Рагдай с Крепом. Нашёлся.
- Где? - Вишена замотал головой. - Рагдай?
- Вон. - Эйнар ткнул пальцем в пространство между стволами. - С Крепом. Бредёт, словно грибы ищет. Ходил, верно, в медведя обращённый. Драл лесных чешей и лося. Кудесник.
Рагдай медленно вышагивал среди сосен. Он внимательно глядел под ноги. В руках, сложенных за спиной, дёргался пучок из нескольких трав с небольшими цветочками. На ходу Рагдай запахивал истрёпанный аварский халат, одетый поверх кольчуги. Ноги его были облачены в штаны тонкой кожи и аварские, ниже голени, сапоги. На бедре позвякивали ярко синие ножны меча, подарок Миробада, на лице лежали глубокие тени, словно нарисованные углём. Креп, завёрнутый в полтескский чёрный, вернее, серый от солнца и дождей плащ, следовал позади в трёх шагах. В одной руке он держал короткое копьё, в другой затёртую пергаментную книгу трав, с закладками шнурами. Когда до варягов оставалось шагов десять, Рагдай остановился и носком пошевелил что то среди земляничных крапин:
- Червённый морок.
- С цветом? - спросил Креп, косясь на книгу: не раскрыть ли?
- Без. И стебель на четыре, - озадаченно покачал головой Рагдай. - Люпусус.
- Странно. Смотри - варяги. - Креп поднял глаза на Вишену с Эйнаром.
- Вижу, - не поднимая головы, отозвался кудесник, травяным веником отмахнув ото лба мошек.
- Где всё утро пропадал? - Вишена двинулся к Рагдаю, ступни заскользили вниз по песку и гальке. - Стовов искал тебя. Всё спрашивал.
- Пытал я Миробада. Что, как, отчего. Отчего франки сами не покарают своего предателя. - Рагдай оглядел конунга от макушки до пят. - Грудь саднит?
- Нет. Прошло всё. Хвала Одину.
Вишена двинулся вслед за Рагдаем. Когда тот оказался у замшелого валуна и опёрся на него локтем, конунг сел на кочку, по степному скрестив ноги. Креп застыл рядом, Эйнар чуть в отдалении вышагивал взад вперёд.
- Тёплый, хороший камень. - Рагдай похлопал по каменной глади. - Стовов уже напутствовал стреблян?
- Ещё как! - отозвался Эйнар. - Сам к просинцу решил вернуться. Потом бараноголовый его Семик говорил: будете злые дела против Стовова творить, вернёмся - всех перережем. Доброе такое напутствие.
- У Стовова ночью жар был, - задумчиво сказал Рагдай. - Теперь видения. Хуже, что у него теперь ни золота, ни серебра нет. Из гордости отдал Миробаду за пищу последнее. Теперь только кольца с мечников снимать. Про просинец он зря говорил. Недолго уже.
- Хорошо, если твоё золото - правда.
Вишена оглянулся в ту сторону, куда Стовов указывал пальцем, стоя на щите.
- Правда, правда, - покачал головой Рагдай. - Только оно как Драупнир на пальце Одина. Видеть его мало, нужно ещё взять и живым при этом остаться.
- Так плохо? - встрепенулся Эйнар и даже остановился. - Что Миробад сказал?
- Миробад ходил неподалёку, тайком от своих раздевался, оглядывал себя... Язвы чумные искал на коже. После Ждяра. Три дня назад.
- Это когда он девку ту худую схватил, а у неё под рубахой гнойники с кулак? - наклонил голову Вишена. - Её прикололи потом.
- Точно. Искал на себе заразу, - кивнул Рагдай. - Я выпотрошу его голову. Слабая у него голова и язык слабый.
Протрубил трижды рог. Было видно, как стребляне карабкаются в сёдла, укладывают на лошадей раненых. Проводник в тканой шапочке трогает коня с места.
- Уходят в обратный путь. - Креп положил книгу на камень, опёрся о копьё, прислонившись щекой к острию наконечника. - Дойдут ли?
Рагдай кивнул:
- Почти все.
- А мы дойдём? - Вишена испытующе уставился на кудесника.
- У каждого свой путь. Все дойдут, - уклонился от прямого ответа Рагдай и весело добавил: - Стребляне развлекали меня. Одна ловля сома в Горле, с поджиганием стреженя многого стоит. Веселее, чем маски в Царьграде.
- Не знаю... Что там весёлого, - хмуро сказал Вишена.
Стребляне нестройно двинулись за проводником. Одни оборачивались. Другие сидели понуро горбясь. Лошадиный шаг тряс их шкуры и соломенные волосы. Они уходили. Молча. Домой.
- Пускай уходят. Шуму от них больше, чем пользы... - пробурчал Эйнар и осёкся от быстрого, недоброго взгляда Крепа.
- Лесные они, - цокнул языком Рагдай. - Тут им как соколу в бочке. Кони, горы, холмы. Хуже всего кони.
- Ненавижу коней, - согласился Эйнар, отворачиваясь от Крепа. - Я падал два раза с лошади. На спину.
- С лошади всегда падают на спину, - буркнул Креп. - Клянусь небом.
- А Миробад этот, краснолицый? - Вишена закрылся ладонью, не то от солнечного блика, не то чтоб не видеть стреблянские спины. - Что он?
- Скоро увидят Вожну, Стоход, Стовград. - Рагдай, будто не услышав вопроса, закрыл глаза. Ему было видение: через каменные пороги Моста Русалок Стоход выносил пенные струи в степенную Вожну, перемешивал свою прозрачную, как лёд, воду с желтоватыми, илистыми потоками. На дальнем крутом берегу Вожны начинался чащобный лес. Начинался как стена. Он медленно, волнами, поднимался к линии неба: неровные пятна и полосы разномастной листвы и хвои. Эти волны жили ветром, тенями облаков, дымами. Правее, где во многих днях пути был Полтеск, небо делилось надвое: сверху ясная синь, внизу серо сизое полотно. Ливень...
Вишена поднялся так, словно за его спиной выросли три десятка воинов, отставил ногу, протянул руку, положил её на косое плечо чернокнижника:
- Рагдай, кудесник Медведь горы, хранитель книг Жизни и Смерти, принимающий звериное обличье и разящий взглядом, скажи, что ты узнал от франконского конунга?
Веки Рагдая дрогнули.
- Заклинаю тебя всеми богами Асгарда. - Вишена набычил голову. - Мы в походе уже четыре месяца. Кончается лето. Скоро льды отрежут нам дорогу домой. Мы оставили ладью, мы шли горами, мы бились и потеряли товарищей. Теперь возвращаются стребляне. Путь не кончается. Мы идём только потому, что ты говоришь нам идти. Клянусь страстью Гулльвейт, если ты обманываешь нас, я сам убью тебя.
Рагдай открыл глаза. Конунг Вишена Стреблянин отдёрнул руку. Эйнар встал за его спиной, Креп оторвал локоть от валуна и взял копьё.
- Может быть, Фарлаф или Свивельд убьют тебя раньше, если золото окажется выдумкой.
Зловеще улыбнулся кудесник:
- Тебе проще. Ты викинг. Тебя никто не ждёт на костровище. Ты ограбишь сирийцев или иудеев или захватишь рабов. Ты знаешь, как найти проводника, чтоб пройти заставы Фризии или Ломбаргии. Облившись мухоморного отвара, твои берсерки сокрушат любое королевство, если рахдонит откроет ночью ворота. Погляди на Стовова. Если он вернётся без золота в Тёмную Землю, Чагода, и Водополк, и Ятвяга насмеются над ним. Все насмеются. И руги, и дедичи его. Позор. Что он отдаст за потерянные ладьи, за убитых и калечных полтесков, бурундеев? Возьмёт три дани со стреблян и черемиси? Отдадут они три дани? Помогут ему их усмирять Ятвяга и Чагода или заберут всё своё и поделят? А сгинет он со старшей дружиной, в диких горах, сможет Бела удержать Каменную Ладогу хоть два лета? Он поверил мне. Стовов, победитель стреблян, именем которого руги пугают детей своих. Он имеет первое право убить меня, конунг.