Психология и культура, как считают американцы, предопределяют развитие России в собственном традиционном направлении. Какие бы стяги ни реяли над стенами Кремля, «русские полны рациональных ожиданий. Они знают, что многие другие народы отвергают Запад, и в то же время они уверены, что конструктивный диалог с ним, совместное ведение дел может возвратить их на утраченные земли»[908]. Россия представляется американским специалистам страной, пока еще ориентированной на Запад, использующей Запад и одновременно желающей быть независимой от него. Термин «Московия» становится в США привычным для обозначения проявившихся в России на рубеже XX–XXI веков сходств с допетровской эпохой — с характерным отсутствием «царства закона» и жестоким общественным неравенством[909]. И с тульскими пушечными мануфактурами. И самой большой в Европе армией.
Администрация Путина стремится, как теоретизируют в Вашингтоне, представить себя сторонницей laissez-faire, прозрачности, как и пятьсот лет назад стремится очаровать прибывших в Архангельск англо-саксов, приехавших в Москву немцев и итальянцев. Она всячески демонстрирует свою приверженность частной собственности на средства производства, номинальному главенству закона, думая при этом о переводе «Шемякина суда» в северную столицу. Царство закона пока лишь царство, а не «потемкинская деревня» не в меру жалостливых «судов присяжных» — соединительное звено с западным законопочитанием, западным правосудием.
В США все активнее начинают отвергать wishful thinking в отношении послеельцинской России, рисуя абсолютно иную картину сегодняшней Московии: «В реальности это система «правителя-суверена», гарантирующего окружению ренту, в которой отчуждаемые привилегии на собственность маскируются под гражданские права, где производственные возможности верховного правителя прикрываются государственной бюрократией и рядом влиятельных местных правителей. Бюрократия включает в себя органы гражданского управления, но наиболее влиятельными являются органы государственной безопасности и круги военных… Влиятельные силы, типизируемые как путинские «олигархи», надзирают над производственной деятельностью, собирают и распределяют налоги»[910].
Новый военный приказ. Американские аналитики замечают, что ельцинская эрозия министерского управления в военнопромышленном комплексе России (включая Минатом) шла медленнее, чем в остальной российской экономике. Контроль над ценами сохранялся довольно долго[911], хотя Ельцин уже в 1992 году в одностороннем порядке прервал основные государственные контракты. Весьма странным образом часть предприятий ВПК была приватизирована (где частично, а где полностью). Но древняя московская система подчинения верховной власти сохранилась здесь более, чем где-либо.
И стоило Путину указать рукой в эту сторону, как «новые бояре» заломили шапки. Они стали отчетливо понимать, что в их же собственных интересах не перечить Кремлю. Рынок есть рынок, а царь есть царь — и русские люди достаточно тонко чувствуют реальное соотношение сил[912].
Нельзя отказать приведенному толкованию в некотором резоне. Главное, что случилось после падения стяга с серпом и молотом, заключалось в том, что на всем пространстве огромной страны стремительно утвердился старый московский порядок. Да, было трудно устанавливать более совершенные сборочные линии, обеспечивать взаимосвязь и кооперацию военных заводов, давать людям работу, гарантировать законный порядок, преодолевать криминал и обеспечивать развитие, качественно и количественно превосходящее уровень СССР. Но исторический инстинкт сработал безупречно: страна приобщилась к своему победному (а не пораженческому) прошлому, она не пошла по чужой указке. И в том же направлении осуществлялось развитие транспорта, сельского хозяйства, системы коммуникаций, образования.
Сработал инстинкт самосохранения. Революционеры от управления после нескольких фантастических авантюр получили отпор. Был введен бартер, а экономические рычаги стали восприниматься как минное поле вражеского засева. Менталитет великой обиженной державы изменить Гайдарам и Чубайсам с налету не удалось. Адам Смит с его специализацией и «невидимой рукой» в Россию не проскользнул. Не проскользнул он и при более вдумчивом прочтении, объясняющем не только истоки и условия богатства народов, но и основания их нравственных чувств. "It's Russian economy, stupid". He рынок, а Владимир Путин гарантирует здесь ренту, положение и возможности.
908
908 Huntington S. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. New York, 1996. P. 127.
909
909 Pipes R. Property and Freedom. New York, 1999; Hedlund S. Can They Go Back and Fix It? Reflections on Some Historical Roots of Russia's Economic Troubles // Acta Slavica Iaponica. 2003. № 20. P. 50–84.
910
910 Rosefielde S. Russia in the 21SI Century. The Prodigal Superpower. Cambridge University Press, 2005. P. 68.
911
911 Bedkhen A. Kremlin Can't Control Secretive Nuke Agency // San-Francisco Chronicle. September 1, 2002.
912
912 Seghers К (ed.). Explaining Post-Soviet Patchworks: Pathaway from the Past to the Global. Vol. 2. Aldershot, 2001. P. 78–103.