В г. Булгакове слишком много «костровинских» элементов.
К Костровину приближается и г. Бердяев, известный автор книги о Михайловском и статьи «Борьба за идеализм». Правда, г. Бердяев чужд костровинского мистицизма (хотя он и признает некоторую законность мистицизма переходной стадии, как «симптома потребности в новом миросозерцании!»).
Но общий взгляд на жизнь, высказанный г. Бердяевым, значительно близок к тому, что высказывал Костровин, отправляясь на Афонскую гору.
Костровин дошел тогда до мысли, что вся человеческая жизнь – сплошное страдание, «бездонная хляба зла, хищничества, вражды», что в жизни нет и не может быть ни любви, ни правда, что искать примирения безысходного трагизма жизни нужно вне самой реальной жизни.
Сущность рассуждений г. Бердяева сводится к тем же выводам. Жизнь таит в себе ряд никогда не могущих быть примиренными противоречий, жизнь человеческая всегда была, есть и будет полна самого глубокого трагизма, которого не властны уничтожить даже никакие социальные реформы. Примирения трагических противоречий опять-таки искать следует вне реальной жизни.
Костровин находил его в ультрамистическом начале. А г. Бердяев находит его просто в области религии, свободной от мистических крайностей. «Только на почве религии, – говорит он, – возможно окончательное объединение истины, добра и красоты и признание их единой правдой, многообразной лишь в эмпирической видимости. Такая религия нужна человеку, так как без нее он не может справиться с трагическими проблемами, поставленными загадкой бытия».
В. Шулятиков
«Курьер», 1902 г., № 117