Птица поскреблась когтистой лапой, отвлекая от мыслей. Аврора заскрежетала зубами, ее всю затрясло от омерзения. Она погрозила филину, махнула рукой, но настырная птица никуда не делась и снова заскрипела когтями по стеклу. Аврора замахала рукой, приложила палец к губам, обернулась на любовников. Те начинали недовольно ворчать сквозь сон.
Филин зажмурился и раскрыл клюв в немом издевательском хохоте. Аврора вздохнула, сдаваясь победившей сове, и указала пальцем в сторону. Филин недовольно повернул голову на занесенный снегом балкон по соседству, посмотрел на чародейку и встрепенулся.
— Кыш туда! — нетерпеливо прошипела она, тыча пальцем. — Я сейчас, — добавила она одними губами и показала раскрытую пятерню.
Филин презрительно, недовольно сощурил глаза.
— Кыш! — легко хлопнула по стеклу Аврора и сверкнула молниями в бирюзовых глазах.
Птица нехотя взмахнула крыльями и перелетела на балкон, усевшись на заснеженные перила.
Аврора повернулась в спальню. Хотелось плюнуть на все, нырнуть под одеяло, разбудить обоих любовников и помучить их еще немножечко, но назойливая сова-почтальон не уймется, пока не вручит письмо. Вот только вряд ли из академии волшебства.
Чародейка широко зевнула и бескультурно почесала правое бедро у самого паха. Затем потянулась, привстав на цыпочки и высоко подняв руки.
На кресле лежала шуба. Аврора не стала задумываться, чья это шуба и откуда взялась.
Через семь минут она не без усилий отворила дверь на балкон и встала на пороге, завернувшись в шубу на голое тело. После тепла и духоты спальни легкий мороз пробрал до костей и отрезвил.
Филин растянулся и увеличился до привычных размеров Эндерна, одетого в зимнее пальто и шапку. Оборотень придирчиво окинул чародейку взглядом с ног до головы.
— Ты зачем опять шерсть покрасила? — спросил он вместо приветствия, фривольно устроившись на ограждении, и нагло скосил птичьи глаза на нижнюю часть Авроры. — Везде.
По возвращении в столицу чародейка перестала быть блондинкой с непослушными, упругими пшеничными локонами, которые сложно приручить. Теперь она была шатенкой, а волосы, хоть и пребывали в беспорядке, отличались завидной покладистостью и были заметно короче прежней шевелюры.
— Ничего я не красила, — возразила Аврора. — Это мой настоящий цвет.
— Тха, а до того?
— Тоже.
— Я тя еле, сука, узнал, — пожаловался Эндерн. — По жопе только и расшифровал. И то не сразу. Два месяца, Графиня, не виделись, а жопу отожрала… скоро в дверь не пролезешь!..
Аврора жеманно закатила глаза.
— Ярвис, — мягким голосом перебила она его, — я знаю, ты от нее без ума. Ты приперся мою жопу обсуждать или по делу?
— По делу, — Эндерн спрыгнул в снежный сугроб, нагнулся и набрал в ладони снега. — На работу пора.
— Я и так вся в работе, — сказала Аврора, невольно глянув в сторону спальни.
— Тха, а вся работа в тебе?
— Да, Ярвис, глотать не успеваю, — устало покивала чародейка. — Давай быстрее. Чего тебе?
— Ни-хе-ра, — заявил Эндерн, долепив снежок. — А вот начальник хочет тебя. Быстро срочно.
— Зачем я ему?
Оборотень вяло кинул в Графиню снежок, который та не менее вяло приняла на правое плечо. Эндерн потер озябшие ладони, подул на них.
— Блаженное твое мудило нашлось, — наконец сказал полиморф с паскудной ухмылочкой.
— Что? — замерла Аврора.
— Ага. И, как обычно, сука, уже труп за собой оставил. А еще…
— Райнхард.
Он повернул голову.
— Пообещай мне, что не сбежишь, пока мы не закончим то, что начали.
— Хорошо.
— Дай слово.
— Даю.
— Поклянись!
Он нахмурился.
— Повторяй за мной: «Я клянусь сделать все, что в моих силах, чтобы поймать и наказать всех негодяев и Машиаха».
Он повторил.
— «А если нарушу клятву, пусть у меня отвалится мужественность!»
Он посмотрел на нее с неизменным своим красноречивым равнодушием.
— Шучу, я не такая злая. Обойдемся без последней части. А знаешь, без чего не обойтись?
— Нет.
— Без поцелуя. Я слышала, у демонов принято скреплять договор поцелуем.
— Тебя ввели в заблуждение.
— Вот черт! Я так и знала!
—…поимел начальника и его сестру, — продолжал Эндерн. — Только т-с-с-с, я тебе этого не говорил. Э, Графиня, ты че, спишь, что ли?
Аврора стояла, прижав ко рту ладонь, и отозвалась не сразу, только получив в лицо пригоршней снега, но как будто не заметила этого.
— Кто его видел? — утершись плечом, спросила она.
— Уши не моешь? — недовольно буркнул Эндерн. — Я ж тебе, сука, говорю, сам начальник с ним поручкался. Ходит теперь с харей помятой.
Глаза чародейки загорелись, и сложно было сказать, каким огнем.
— Где и когда это произошло?
— Да пару часов назад.
— Это точно он?
— Нет, но по описанию — он.
Аврора нетерпеливо облизнула губы и шагнула босыми ногами прямо в снег. От обжегшего стопы и щиколотки холода зашлось сердце и сперло дыхание в зобу, но чародейка испытала странно извращенное удовольствие.
— Где он сейчас?
— Слепетнул опять, — фыркнул Эндерн. — Вроде как ловят, но хули толку? А начальник хочет пару-тройку вопросов тебе задать. Ну, о блаженном.
— Раньше не хотел, — поежилась Аврора, обиженно надув губы.
— А щас, блядь, хочет! — разозлился полиморф. — Так что давай, Графиня, подмывайся, рот полощи — готовься, короче.
Аврора оглянулась по сторонам, шагнула по снегу. Стопы от холода начали неметь.
— Он у тебя? — спросила она, понизив голос.
— Кто?
Аврора протянула из-под шубы руку и требовательно сжала пальцы.
— Не придуривайся, Ярвис, ты прекрасно понял.
Эндерн немного поколебался, но все же выудил из-под пальто медную, позеленевшую от времени бляшку с замысловатой гравировкой. Аврора жадно схватила талисман возврата и поднесла к глазам.
— Это же не твой, — сказала она, узнав возвратник ван Бледа.
— Тха, тебе-то не все равно? — хмыкнул оборотень.
— У него осечка двадцать шесть процентов, — напомнила Аврора.
— Че, — прищурился Эндерн, подбрасывая снежок, — по ляжкам потекло, а?
Аврора упрямо вскинула голову, блестя глазами. Сбросила с плеч шубу и гордо расправила плечи. Без раздумий надела на шею возвратник. Она чувствовала ту же сумасбродную эйфорию, то же безразличие и презрение к собственной участи, словно обрела бессмертие, как тогда, когда впервые взяла талисман ван Бледа. Но прикосновение ледяной бляшки к горячей коже немного отрезвило и сбило героический настрой. В голове промелькнула предостерегающая мысль: «Что ты делаешь, дура?» Или не в голове? Или это насытившаяся похотью, нажравшаяся ей до отвала лениво ворочающаяся внутри мерзость угадала намерения хозяйки?
— Так и пойдешь? — ухмыльнулся Эндерн, нагло разглядывая трясущуюся от ли холода, то ли от страха и нервного возбуждения, покрытую гусиной кожей Аврору. — Непомытая, непричесанная?
— Если я папочку ублажу, — выдохнула она облако пара, — он меня сам искупает и причешет. А если нет — не побрезгует и так оттрахает. Ты же сам сказал, что быстро срочно. Зачем медлить? — чародейка глубоко вдохнула, закрыла глаза, задержала дыхание. — Respondendum! — выдохнула она, сверкнула и растаяла — осталось лишь облачко почти невесомой, искрящейся в темноте пыльцы.
Эндерн поскреб небритую щеку и рассмеялся, представив, как на стол начальнику валится голая баба.
Оборотень запрыгнул на перила балкона, ловко развернулся на одной ноге, раскинул руки, оттолкнулся и спрыгнул спиной вниз.
В ночное небо бесшумно взмыл большой филин.
Любовники в спальне зябко поежились под одеялом от заползающего в спальню холода, крепко обнялись, но решили, что самый лучший способ согреться — друг об друга.