А ведь он был идейным, понял Ротерблиц. Действительно верил в то, о чем говорил. И действительно не боялся. По-хорошему, о нем стоило сообщить куда следует, но Франц не собирался этого делать.
Он снял очки с ворота рубашки, надел на нос.
— Хм, — саркастически усмехнулся чародей, — веришь, что идеям пули не страшны?
— Я знаю, что извержение вулкана не остановить, — ответил Телль и опустил глаза на ладонь Ротерблица. — Что с письмом? Прочтешь?
Пиромант сам для себя обнаружил, что до сих пор держит конверт в руке. Он поднес его к лицу, повертел перед носом и сунул в карман.
— С каким, хм, письмом? — растерянно спросил он. — Я ничего не получал. Да и ты меня не видел.
— Верно, — кивнул Эрих Телль. — Наверно, камень попал не в то окно.
Ротерблиц вернулся домой за полдень с твердым намерением больше никуда не выходить. Он скинул сюртук, уселся за стол. Допил стимуляторы с забродившим кофе, в котором уже вполне могла зарождаться жизнь уродливого гомункула. Омерзительный вкус едва не спровоцировал рвотный рефлекс, но за прошедшие дни Ротерблиц почти адаптировался ко всему.
Чародей сдвинул в сторону зашифрованное письмо, лист с разгаданными буквами и шифровочную таблицу. Положил перед собой запечатанный конверт. Сложил руки на столе, уронил на них голову и уставился на конверт.
Смотрел долго, словно решил потягаться с ним крепостью нервов, будто конверт рано или поздно должен не выдержать и в чем-то сознаться. Однако тот проявлял чудеса выдержки и каяться в грехах не торопился.
Ротерблиц выпрямился на стуле, устало вздохнул. Взял конверт, прощупал его пальцами, просмотрел на свет. Ничто не указывало на скрытые подарки. Обычная бумага.
Пиромант потер глаза, потянулся к пустой кружке. Хмыкнул с досады и отложил конверт.
Он потер руки, хрустнул суставами, сжал-разжал пальцы и принялся чертить сигиль прямо на крышке стола.
Ротерблиц старательно вывел большим пальцем почти ровный круг, нанес несколько нужных символов, вкладывая в них силу арта. Линии ярко вспыхивали, переливались цветами радуги, едва слышно звенели и бренчали, складывались в замысловатые узоры.
Закончив, чародей ощутил еще большую усталость и слабость. Он сфокусировал взгляд, продохнул, взглянул на проделанную работу. Сигиль почти растворился и исчез, стал невидим обычному глазу. Для второго зрения результат, откровенно говоря, был посредственным — Ротерблиц не был большим мастером по части печатей и сигилей, но для успокоения совести должно сойти.
Пиромант взял конверт тремя пальцами, поместил в центр сигиля, простер над ним правую руку и сосредоточился.
Спустя минуту он, убедившись, что это обычный конверт с обычным письмом, надломил печать.
Спустя еще несколько минут Ротерблиц достал из кармана сюртука вокс, раскрыл его, но слово-активатор не произнес. Немного поразмыслив, он закрыл восьмигранную коробку, нашел на столе чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила и принялся писать письмо.
Через полчаса Ротерблиц собрался и второй раз за день вышел из дома. Вернулся уже глубокой ночью и лишь тогда, открыв вокс, вызвал де Напье.
Когда тот подал заспанный голос, пиромант отрывисто бросил, не дав менталисту сообразить толком ничего:
— Нам надо встретиться. Срочно.
Больше Франц Ротерблиц домой не вернулся.
— Паршиво выглядишь, Ротерблиц, — заметил Гаспар.
Пиромант ничего не ответил, лишь нервно передернул плечами. Позади него бесшумно спланировал на землю филин и вырос до размеров человека, меняя форму.
— Тха, хуже говна по весне, — добавил Эндерн, скрестив руки на груди.
Ротерблиц заторможенно обернулся, смерил его отсутствующим взглядом путных, пустых глаз.
— Это что за ебаный придурок? — спросил он безразлично.
Эндерн напрягся, но внимательно присмотревшись к пироманту, пропустил все мимо ушей. Гаспар покачал головой. Он был далек от осуждения, но олт не одобрял даже в малых дозах. Хотя осознавал, что и его когда-нибудь ожидает подобная участь.
— Расслабься, Ротерблиц, — сказал он. — Тебя же предупреждали, что нас трое. И вы уже встречались. Просто Эндерн не любит лишний раз мозолить глаза.
Полиморф криво усмехнулся, обошел Ротерблица и встал рядом с менталистом, скрестив руки на груди. Утвердительно кивнул. Чародей пристально — насколько это было возможно для него — всмотрелся в физиономию с птичьими глазами, снова нервозно передернул плечами.
— Хм, — глухо хмыкнул он, — компания той прекрасной мадмуазель мне нравилась гораздо больше.
— У прекрасной мадмуазель выдался тяжелый день, — нехотя ответил Гаспар. — У нас тоже. Хотя по тебе-то… — он поджал губы и наклонился, присматриваясь к пироманту. — Что с тобой стряслось?
Ротерблиц громко шмыгнул носом.
— Много, — он чихнул, утер сопли, — работы.
— Над той версией, о которой ты ничего не расскажешь? — едко усмехнулся менталист.
— В том числе, — кивнул Ротерблиц и высморкался.
Гаспар вновь вздохнул. На улице было прохладно. Еще стояла ночь, однако совсем скоро небо на востоке начнет алеть. Здесь, в одном из прифабричных кварталов, было тихо. Почти. Лишь издали доносились отзвуки ночного веселья и гуляния под музыку в сомнительном кабаке.
Менталист ничего не понимал, оттого начинал злиться и раздражаться.
— Объяснишь уже, к чему такая спешка? — брюзгливо спросил он. — Не мог подождать?
— Не мог, — глухо сказал Ротерблиц, ссутулившись, и покачнулся.
Гаспар переглянулся с Эндерном. Полиморф лишь пожал плечами. В недрах его рукава как будто зазвенела пружина выбросного механизма.
— Ты исчез почти на неделю, а теперь объявляешься и говоришь, что у тебя срочное дело, — проговорил Гаспар, осторожно запуская «пальцы» в размягченное наркотиком, истощенное сознание пироманта. — Не находишь это подозрительным?
Ротерблиц встрепенулся, недовольно посмотрел на Гаспара и привалился к стене.
— Меня раскрыли, Напье, — сказал он равнодушно. — А сейчас… хм, похоже, объявили на меня охоту, — горько рассмеялся Ротерблиц. — Я прятался, как крыса, боялся выйти на улицу… Если бы не… — он осекся и небрежно махнул рукой. — Но да это все, хм, ерунда, не это важно.
Гаспар переварил услышанное. Он не мог прочитать Ротерблица, но чувствовал, что тот не лжет. Хотя его поведение нельзя было назвать адекватным, но это легко списывалось на лошадиные дозы стимуляторов и олта, на которых чародей явно держался по меньшей мере пару дней без остановки.
— Со мной говорил Морэ, — сказал Ротерблиц. — И он хочет моей помощи.
— Ты же сказал, тебя раскрыли, — мрачно произнес Гаспар.
Пиромант нездорово захихикал, утирая сопли. Его потухшие глаза лихорадочно загорелись.
— Именно поэтому и хочет, — сказал он со злорадной ухмылкой. — Я встречался с ним сегодня. Он был напуган и выглядел… хм, хуже говна по весне.
— Это все из-за убийцы? — догадался Гаспар. — Он вышел на него?
— Убийцы?.. — нахмурился пиромант, растерявшись. — Нет, не убийцы, — сообразил наконец он. — Скорее, из-за товарищей по партии.
Он замолк. Может, собирался продолжить, но забыл об этом.
— Слышь, торчок, не тяни уже, — пощелкал пальцами перед его лицом Эндерн.
— Хм? — опомнился Ротерблиц, собирая глаза. — Ах да… К нему приходил Машиах, — сказал он трезво, словно не снюхал пару дорог олта. — Лично. Рассказал то, о чем собирался объявить на, хм, сорвавшемся съезде. Машиах планирует срыв переговоров с Кабиром. Возможно, покушение на министра Бейтешена. Совершенно точно какую-то провокацию…
Гаспар бы должен был удивиться, но не удивился.
— А почему не на шаха? — только и спросил он.
— Потому что заказчик — кто-то из ближайшего окружения султана, — ответил Ротерблиц, устраиваясь на стене поудобнее. — Кто-то, кто считает, что, хм, союз Империи и Кабира неугоден Альджару и нарушает традиции, которые Сулейман и без того предал своими реформами и прогрессивностью. Не могу сказать точнее — подробностей Морэ не знает.