— Действительно, не указано, — сдался деканус. Соревноваться в постановке абсурдных утверждений с Манфредом фон Хаупеном стоило только в том случае, если охота убить впустую несколько часов своей жизни.
— Ну вот и замечательно, — улыбнулся примо антистес. — Распорядитесь перевести подозреваемого в комнату для бесед. Если вас не затруднит, конечно.
— Конечно, — подчинился деканус. — Я немедленно распоряжусь. Однако необходимо заполнить формуляр «Е-семнадцать», ознакомить подозреваемого с его правами, получить разрешение его адвоката и согласовать с ним процесс допроса…
Манфред сделался зеленее самой зеленой тоски, и деканус понял, что продолжать тоже бессмысленно.
— Сколько это займет по времени? — вздохнул примо антистес.
— По меньшей мере час.
— Чааас? — потрясенно протянул Манфред. — Ну что ж, — обреченно ссутулился он, — будет время перекусить. Вроде бы тут поблизости неплохая забегаловка, где подают сносный телячий шницель, я прав, магистр?
— Лучший в Вильсбурге, — заверил деканус.
— Адиса? — Манфред обернулся на скучающего мустаима.
— Да, кьонгози? — отозвался глубоким басом тот.
— Ты когда-нибудь ел телячий шницель?
— Что такой? — нахмурился мустаим.
— Это… — Манфред покрутил кончик бороды. — Это такое, из мяса молодых коровок, в общем.
Адиса выпятил мясистые губы.
— Мы не есть корова, — сказал он медленно, подбирая слова. — Корова — хороший зверь. Полезный. Мы есть белый люди. Бесполезный. Вкусный.
Деканус непроизвольно сжался и втиснулся в спинку стула под голодным взглядом мустаима.
— Ну, — крякнул Манфред, — думаю, они что-нибудь обязательно придумают, пока магистр Фольценд оформляет бумажную волокиту. Да, магистр?
— Да, магистр, — эхом отозвался деканус.
Карлик бесцеремонно подергал Манфреда за рукав и протянул блокнот. Чародей взял его, бегло прочел, покручивая кончик бороды, и вырвал заполненную страницу.
— А вот и разрешение, — вернув блокнот карлику, сказал Манфред и положил перед деканусом лист бумаги.
Фольценд взял его, поднес к лицу. Прочитал. Оттянул тугой, накрахмаленный ворот идеально белой рубашки под голубой мантией. Отер лоб, на котором проступила испарина. Деканус поднял на беспечно разглядывавшего люстру Манфреда испуганный взгляд.
— Все в порядке? — осведомился примо антистес.
— Д-да… магистр, — сглотнул Фольценд.
— Не станем вам мешать, — чуть поклонился Манфред, отступая в пентаграмму.
Он кивнул своей свите, развернулся и шагнул к выходу из приемной. Деканус положил лист бумаги перед собой, накрыл его дрогнувшей ладонью.
— Знаете, магистр, — окликнул он, чуть повысив тон. Манфред остановился. — Я думаю… — деканус кашлянул. — К чему тратить время? Документы можно оформить задним числом…
— Я тоже так думаю, — коротко улыбнулся чародей. Черты его лица заострились.
— Прошу за мной… — Фольценд привстал, сгребая листок.
— Сидите-сидите, — участливо остановил его Манфред. — Я сам найду дорогу. Если не изменяет память, мне, — он покрутил набалдашником трости и указал на единственную в приемной дверь во внутренние помещения, — туда?
Деканус молча кивнул, растекаясь по стулу. Манфред поманил свиту и бодро зашагал к двери.
— Ах да, магистр Фольценд, — уже взявшись за ручку, обернулся он, — убедительная просьба: повремените с докладом о моем визите вашим покровителям. А лучше — не упоминайте вовсе. Вы меня так обяжете.
Деканус усиленно закивал.
Оставшись один, Фольценд облегченно выдохнул, еще раз перечитал «разрешение» и торопливо порвал его в мелкие клочки, собрал в кучу и с большим трудом поборол желание проглотить их.
II
Террорист вздрогнул, когда Манфред небрежно бросил на стол папку с протоколами первичного допроса и опроса свидетелей, которую ему при входе всучила нервная академичка с милым круглым личиком, но некрасивой попой. Судя по огромным круглым очкам и вечно уставшим глазам за ними, магистр третьего круга отдувалась в отделении Вильсбурга одновременно и за адвоката, и за обвинителя, и за секретаря, и, возможно, за повариху.
— Не волнуйся, молодой человек, — сказал Манфред. — Я не стану тебя пытать и допрашивать.
Террорист поднял на него единственный не заплывший глаз. Глянул на Адису, на его необъятные руки с огромными ладонями, и непроизвольно сжался на стуле. Впрочем, быстро оправился и вскинул голову, гордо расправляя плечи. Надорванный рукав испачканной в крови рубашки, сорванные пуговицы, открывающие худую безволосую грудь, перевязанная, по-видимому, той же академичкой голова с опухшим, синим лицом. На вид мальчишке было лет двадцать, не больше.