— Че дориць? (Что хотите?) — отозвался женский голос из-за двери.
Монах принялся объяснять — пожалуй, не очень лаконично, и, как показалось Шевцову, это было не столько признаком силы, сколько слабости.
— Домнул Попеску больнав (Господин Попеску болен), — последовал ответ из-за двери.
Женский голос точно прибавил силы монаху. Он заговорил с еще большей настойчивостью и даже страстью.
— Ну се поате, больнав, греу больнав! (Нет, невозможно, болен, тяжело болен!) — повторил все тот же голос, не оставив никаких надежд.
Улучив минутку, англичанин взбежал на крыльцо, прислушался.
— По-моему, я слышу, как за дверью шепчется господин Понеску. — Он прыснул. Этакой лихости Юра не ожидал от Вермонта. — Как я понимаю, разговор идет об этой розовой болезни — пеллагра, пеллагра...
Монах, иронически наблюдавший за происходящим, неожиданно ожил, ухватив в речи Вермонта слово, которое ему доступно:
— Пеллагрэ, пеллагрэ!..
Насторожился и Юра: в событиях, свидетелем которых Певцов стал в степном городе, видно, пеллагра играла свою роль.
— Ну се поате!.. (Невозможно!..) — почти выкрикнула женщина из-за двери, дав понять, что разговор окончен.
— Ау-леу-леу! — произнес монах и поднял кулачишко, поднял бесстрашно, вызвав смех Крупнова, который до сих пор со смиренным вниманием наблюдал за своими спутниками. Восклицание монаха можно было истолковать так: «Я на тебя управу найду!» И еще: монах произнес фразу, завершив ее именем, и, что удивительнее всего, русским — оно было нехитро и прозвучало явственно: «Ухов».
Не без настояния монаха машины прибавили скорости и, забрав резко вправо, стали подниматься в гору, навстречу огонькам, несмело разбросанным в ночи: как можно было догадаться, где-то там жил человек с русской фамилией Ухов.
Все происшедшее в последние полтора часа давало Певцову повод для раздумий. О чем? Идея поездки русских к Еремею Попеску была для настоятеля небескорыстна. Но в чем именно была корысть, ответить было трудно. Одно несомненно: город поделен между монастырем и Попеску. Будь настоятель лоялен к Попеску, он бы обставил миссию русских к известному богатею по-иному: ну, например, снял телефонную трубку и испросил разрешения. А он послал монаха... Судя по тому, как обстоятельно он его наставлял, тут был замысел. Можно допустить и большее: по тому, какой восторг это вызвало у монаха, замысел далеко идущий. Посылая русских к Попеску, игумен мог предположить, что тот не сможет принять русских. А если так, то и нынешняя поездка к Ухову была определена заранее. Но тут Юра должен был остановить себя: не слишком ли далеко занесло его желание проникнуть в смысл происходящего?
— А кто этот... Ухов? — наклонился Шевцов к полковнику, который, как мог установить Юра, присмирел, лишенный возможности говорить с Вермонтом по-английски.
— Убейте меня, не знаю... — Голос полковника был едва слышен. — Могу только высказать предположение, смелое... — Он посмотрел на Шевцова и улыбнулся. — Очень смелое...
— Да, пожалуйста...
Полковник вздохнул — в своих предположениях Крупнов не хотел быть опрометчивым: что можно простить юнцу, то человеку почтенных лет и почтенного звания, как он полагал, прощать трудно.
— Где-то тут живет известный ветеран с броненосца «Потемкин», кажется, единственный оставшийся в живых...
Кто-то наказывал Юре: в самых невероятных обстоятельствах сдави крик удивления. Именно сдави: удивление не дипломатическая категория.
— Да неужели... «Потемкин»? — спросил Юра. Мог бы он подумать, что судьба сведет его с «Потемкиным», легендарным «Потемкиным»? Ну, разумеется, он слыхал, что мятежный корабль, потерпев поражение, ушел на Балканы, вернулся в Одессу, а потом вновь ушел... Известно было ему и то, что команда с «Потемкина» рассеялась по Балканам, оставшись там на постоянное жительство. Понимал он, что сорок лет не такой срок, чтобы не застать в живых кого-то из тех, кто принадлежал к братству «Потемкина». Но предположить, что судьба столкнет его лицом к лицу с потемкинцем?..
— Погодите, может быть, есть смысл спросить монаха о «Потемкине»? — Шевцов все еще сдерживал любопытство. — Он должен знать больше — «Потемкин»!..
Но хитрый Микуца оказался не промах — как ни скромны были его познания в русском, он уловил точно.
— «Потемкин»! — произнес он значительно. — Ау-леу-леу — «Потемкин»!
А машины уже шли горной дорогой, забирая все выше. Дорога вдруг стала сельской: плетни и белые мазанки, как на Украине. Машины обогнули ровный ряд домов и пошли едва ли не по гребню горы.
— Аколо, аколо, домнуле... Там, там, господин, — простер руку монах — рука уперлась в смотровое стекло. — Аича. Здесь...