Все-таки какие-то патриархальные явления имелись в этом забытом Богом городе!
За окошком киоска дремала тетка пенсионного возраста с коротко остриженными ярко-рыжими волосами. На щеке у нее сидела наглая муха, но работница горсправки не обращала на нее никакого внимания.
– Можно справочку?! – обратился Сергей к дремлющей тетке. Та вздрогнула, открыла глаза и в испуге уставилась на мужчину. Муха сорвалась с ее щеки и перелетела на нос.
– Напугал, бескультурник! – проговорила хозяйка киоска неожиданно глубоким контральто.
Затем она хлопнула себя по носу, видимо, рассчитывая прихлопнуть нахальную муху. Однако муха оказалась ловчее и перелетела на стекло. Тетка огорчилась, тяжело вздохнула и проговорила, сурово уставившись на Сергея:
– Пятьдесят рублей.
Сергей удивился, что она назвала цену, даже не спросив, какая справка ему требуется. Однако решил, что на все услуги справочного бюро установлена единая цена, и положил на фанерный козырек перед окошком пятидесятирублевую купюру. Тетка смахнула деньги в карман, нагнулась под прилавок, немного повозилась там и выставила перед Сергеем пузатую бутыль с мутной жидкостью – точно такую же, какую распивала дружная троица на площади.
– Это что? – недоуменно переспросил Зозулин.
– Коньяк французский! – фыркнула тетка. – А ты чего хотел за полтинник? Деньги заплатил, так что получай свое и иди, куда шел…
– Я вообще-то думал, здесь справочное бюро… – протянул Сергей. – Мне бы человека найти…
– Ишь размечтался! – вздохнула тетка. – Я вон за целую жизнь человека найти не смогла, а ты за пять минут хочешь!
– Кузьминична! – раздался за спиной Сергея Михайловича хриплый голос. – Тебе этот козел на нервы действует? Так мы ему враз рога пообломаем! Понаехали тут…
Сергей скосил глаза и увидел одного из пресловутой троицы, который приближался к нему с самым угрожающим видом.
– Не беспокойтесь, мальчики, я с ним сама разберусь! Не первый год на свете живу! – отозвалась самостоятельная тетка и перевела взгляд на клиента: – Ну чего тебе? Видишь, народ уже нервничает… у нас тут чужих-то не очень любят… – Увидев растерянное лицо Сергея, она смягчилась и добавила другим тоном: – Ну ладно, ты уже заплатил, не возвращать же деньги… так и быть, спрашивай, кого тебе надо!
– Мне бы найти Надежду Петровну Рогозину… – проговорил Сергей, опасливо косясь на приближающихся местных жителей.
– Ах Надежду Петровну! – Лицо Кузьминичны посветлело. – Ты ей не родственник ли будешь?
– Ну можно и так сказать… – слегка смутился Сергей Михайлович.
– Ну так бы сразу и сказал! – Тетка высунулась в окошко и крикнула в сторону мрачной компании: – Мальчики, не волнуйтесь! Он к Рогозиным приехал! К Надежде Петровне!
Троица отступила, утратив к Сергею всякий интерес, а Кузьминична проговорила:
– Значится, так. Улица Пассажира Иванова, дом четыре, квартира девятнадцать. Это ты иди мимо памятника, потом возле почты свернешь налево, пройдешь бараки, потом водокачку, тут тебе и будет та самая улица…
Зозулин приободрился, но какой-то червячок точил душу – он вспоминал их с Наденькой беседы вечером за чашкой чаю и жаждал увидеть обрыв над рекой и укромное место, где хорошо мечтать и смотреть вдаль, на тот берег, а там – поле широкое, трава колышется, а вдалеке – церковь старинная, из белого камня сделанная… И воздух такой прозрачный, и цветами пахнет…
Судя по улице имени Пассажира Иванова, судя по химическому запаху, по киоску горсправки и его клиентам, нет в городе Нижнем Заломе никаких церквей. И монастыря тоже нет. Хотя… монастырские-то подворья в таких заштатных городах и не строили никогда. Может, он в стороне, на берегу реки?
– Ну, – дружелюбно спросила Кузьминична, – чего встал-то? Иди уж к родне-то своей, коли приехал!
– А скажите, – нерешительно заговорил Зозулин, – речка у вас в городе есть? Заломка?
– Речка? – удивилась Кузьминична. – Заломка, говоришь? Может, и Заломка, только мы ее Говнотечкой называем. Там, понимаешь, фабрика раньше была, изделий резиновых… ну и все отходы они в речку ту сливали. А ты иди, иди, к Надежде Петровне-то…
Сергей поблагодарил Кузьминичну и направился в указанном направлении, с интересом думая о том, каким уважением, судя по всему, пользуется в этом городе его несостоявшаяся невеста Наденька и вся ее семья. Однако душу точил уже вовсе не маленький червячок, было такое ощущение, что в душу ему влез небольшой величины удав – по крайней мере метра на полтора – и пытается сжать ее, эту душу, своими смертельными кольцами.
Миновав выкрашенный унылой кладбищенской серебрянкой памятник неизвестному хмурому человеку в телогрейке, судя по лежащей на плече лопате – то ли строителю, то ли колхознику, он вышел на кривую пыльную улицу. По обеим сторонам эта улица была застроена бревенчатыми бараками, перед которыми паслись козы и играли ребятишки, а также сохло на веревках неизбежное белье. Вокруг, сколько Сергей ни вглядывался в окружающую действительность, не было видно ни тенистых садов, ни уютных домиков с резными ставнями и пышными клумбами, ни старинных церквей. Пройдя мимо здания почты, Сергей свернул налево. Впереди виднелась кирпичная башня водокачки, за которой начались другие постройки – унылые пятиэтажные дома хрущевского времени, стены которых кое-где покрылись трещинами и повсеместно – надписями преимущественно непечатного характера.
Рядом с этими хрущевками имелись крошечные огородики – видимо, здешние жители не мыслили своего существования без собственных кабачков, а в особенности – огурцов, чтобы под рукой всегда была подходящая закуска.
На одном из таких огородов копошилась скрюченная старушка в цветастом платке. Подойдя к ней, Сергей Михайлович поздоровался и спросил:
– Бабушка, это улица Пассажира Иванова?
– Ну? – непонятно ответила та. – А чё надо?
– А который дом номер четыре? А то номеров нигде не видно!
– А зачем тебе? – вместо ответа поинтересовалась бдительная старушка. – Ходют тут всякие…
– Да мне Рогозины нужны…
– Ах Рогозины! – Старушка посветлела лицом, распрямилась и указала на соседнюю пятиэтажку: – Так вот он, четвертый дом. А подъезд ихний второй слева. Не ошибешься – там дверь на одной петле болтается…
Сергей снова порадовался замечательной репутации Наденькиной семьи и направился к указанному подъезду.
Поднявшись на третий этаж, он остановился перед обитой дерматином дверью с нужным ему номером и нажал на кнопку звонка.
– Кто здесь? – почти сразу донесся из-за двери женский голос.
– Не открывай! – долетел вслед за тем другой голос, помоложе. – Наверняка мальчишки хулиганят!
– Мне бы Надежду! – проговорил Сергей и добавил, вспомнив уважительное отношение к Наденьке местных жителей: – Надежду Петровну!
– Ах Надежду Петровну! – Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина лет пятидесяти, небольшого роста и вся какая-то округлая, в круглых очках на приветливом круглом лице. – Вы проходите, я ее сейчас позову! Наденька, это к тебе!
Последние слова круглолицая особа крикнула куда-то за спину, и Сергей Михайлович повернулся в ту же сторону, в волнении ожидая, что сейчас перед ним появится его сбежавшая невеста.
Однако вместо этого в коридор вышла женщина, очень похожая на первую, – такая же небольшая, такая же округлая, только, пожалуй, несколько постарше – лет шестидесяти. Кроме того, ее лицо, такое же круглое и приветливое, было, однако, отмечено печатью педагогической строгости.
– Ты из какого же выпуска? – проговорила она, уставившись на Сергея поверх таких же круглых очков. – Нет, не говори… я сама вспомню… восьмидесятый год? Вася Петров? Нет… восемьдесят первый? Коля Сидоров? Нет… – Она явно расстроилась и вздохнула: – Что же это… не могу вспомнить… вот что значит старость… неужели пора на пенсию?
– Извините, – перебил ее Сергей. – А вы кто? Наденькина мама? Мне бы саму Надю… Надежду Петровну…