Дней пять назад бабка меня даже обмыла. Всё ворчала да приговаривала, как ей противно и какая я мерзкая. Да уж, надо думать. Как же мне было отвратительно лёжа нужду справлять, стыдно, гадко, руки чужие…
Старуха поила какой-то дрянью, я всё время спала. Боли почти не было, но за глаза я сильно переживала. Бабка делала примочки, по ощущениям постоянно, по запаху — не моча.
Однажды проснулась, а на лице ничего нет. Тишина. И кажется, что будто бы пусто вокруг. Боюсь открыть глаза. Сквозь веки вижу свет, радость заполняет всю мою сущность. Старуха пугала слепотой, но может пронесло? Глаза все равно боюсь открывать. Тянусь рукой к лицу…стоп, рукой? Рука работает!
Не верю своим ощущениям. Вот это радость! Трогаю подбородок, щеки, дальше трогать страшно, руки грязные, мало чего в глаза попадёт. Опустила руку. Пришла мысль пошевелить ногами. Ох, колят ноги иголками при движении, но чувствую их, и это уже вдохновляет. Я так увлеклась, что не услышала приближения старухи.
— О-о-о, да ты, голубка моя, проснулась. Жрать хочешь? Чего мычишь-о? Коли так, то хорошо, очень хорошо. А чего глазками не блымаешь, а? Боишься? Не бойся, открывай моргалки. Хорошая девочка. Ну вот, посмотри на меня. Видишь чего? А?
Блым-блым. Открыла глаза. На глазах как будто плёнка, моргать неприятно, по ощущениям слизистая оболочка пересохла.
— Хоть прокряхти, я не пойму, видишь или нет. Ага, поняла, вроде немного видишь.
Нестерпимо захотела потереть глаза, но старушенция не дала. Перехватила руку и отругала. Обзываться она мастер.
— Не тронь глаза, моргай только. Щас промоем, и будет легче.
Старуха помогла лечь на бок. Тело ломило и кололо, но боль была, как ни странно, приятной. Болит, значит, не парализована. Значит поднимусь.
Чем промывала, не знаю. Пахло какими-то травками приятными, вроде чабрец. Мама любит чай с чабрецом, поэтому и знаю запах. Влага приятно тёплая, мне понравилась. Плёнку на глазах уже не чувствовала. Приоткрыла глаза — не больно. Свет и очертания предметов и старухи вижу, но не чётко.
— Ну, болезная, как зрение? Видишь хоть что-то?
— Вижу.
— Это хорошо. Речь тоже почти вернулась. Раз видишь, давай поднимай свою тощую задницу. Будем учиться сидеть.
Дни полетели. Голос становился увереннее, правда, звучал иначе. Ну, это наверное после болезни. Зрение ещё не восстановилось до конца, видела мутно. Страшно, если так и останется.
Садилась сама, ноги-руки, к счастью, работали. Настал тот день, когда начала вставать с кровати. Училась заново стоять, несколько дней, сил в ногах совсем нет. Старуха растирала их какой-то гадостью, воняло тиной и илом. Да пусть воняет, лишь бы помогало.
Часто старуха пропадала где-то, потом возвращалась, готовила противную эту кашу, кормила, помогала справить нужду и опять исчезала. Она не спала там, где лежала я. Иногда я её звала. Не приходила. Может не слышала, может игнорировала, не знаю.
Разговаривали мы мало, мой голос, какой-то чужой, меня пугал. Старуху, если затрону с разговорами, потом только ругательства в свой адрес и слышу. Вредная, но пока помощи больше ждать не от кого, так что терплю. Один раз спросила, где мои родители. Оказывается, ослицы и осла в лесу она не встречала. По её словам, только у них могла родиться такая, как я. А почему ослица? Так это за моё упрямство.
Очень хотелось подняться на ноги. Но пока ходить получалось плохо, Старуха поддерживала, но всё равно выходило неважно, слабость, мать её…
Однажды утром я проснулась и лёжа начала разминать руки и ноги. Позвала старуху, та не откликнулись. Странная она, эта старуха. Спрашиваю, как я у неё оказалась, так она молчит. Мол, очухаешься, расскажу. Мотивирует что ли? Откинула шкуру, которая мне одеялом служила, и начала потихоньку подниматься.
Села, свесила ноги, аккуратно встала. Удалось немного постоять. Сама, без помощи, сделала маленький шаг. Голова закружилась, тело крутануло, падение, взмах руками в надежде ухватиться за что-нибудь и удар. Боль в голове. Отключилась. Темно, тихо. Голос в голове.
— А, опять ты? Ну ты задрала, птичка-душа, лети отсюда. Рано тебе ко мне.
Толчок и привет, боль. Затылок горит огнём. Лежу, дышу тяжело, как собака после длительного бега. Открываю глаза…
2 глава
Лежу на полу, пялюсь в потолок. Потолок низкий. Я его очень хорошо вижу, каждую щелочку, каждую паутинку. Зрение вернулось, наверное, удар поспособствовал. Повернула голову, смотрю: изба, такие в кино снимают. Бревенчатая, пол земляной. Из всей мебели — топчан, лавка, странный трёхногий стол, низкий табурет, бочка. В углу куча хлама. И ещё печка, большая такая. Печь старуха не топила, значит тепло на улице. Лежу, разглядываю всё, удивляюсь. Затылок ноет, надо встать.